На грани одиночества - страница 16

Лиа прыгает вверх-вниз, крича и аплодируя. Из-за этого ее грудь и попка тоже подпрыгивают, поэтому я переворачиваюсь на спину и хватаю ее, притягивая обратно на кровать, и накрываю ее рот своим.

– Это самая тупая вещь, которую кто-либо когда-нибудь делал, – бормочу я между смешками и поцелуями.

– Это было потрясающе, – говорит она. – Всегда хотела это увидеть.

Я хочу трахнуть ее снова немедленно, но смех так измотал меня, что я укладываю нас обоих обратно и просто целую ее еще какое-то время. Эти поцелуи неспешные, но такие же крепкие и искренние, как и раньше. Через какое-то время, мы довольствуемся уже тем, что просто лежим и смотрим друг на друга, затаив дыхание.

В конце концов, Лиа возвращается к своим вопросам.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать шесть.

– Где ты родился?

– В Огайо.

– У тебя есть братья или сестры?

– Нет.

– Как давно ты здесь?

– Пару месяцев.

– Ты собираешься и дальше здесь оставаться?

– Возможно.

Она вздыхает и опускается на спину рядом со мной. Я чувствую около себя ее плечо.

– Эван, почему ты здесь?

Черт.

– Ну, здесь потрясающий воздух, – говорю я, пытаясь перевести все в шутку и также, по возможности, сменить тему. – Погода никогда не бывает слишком холодной, и мне не нужно беспокоиться о том, чтобы выпускать О́дина без поводка.

Она молча смотрит на меня долгим взглядом. Я отвожу от нее глаза.

– Ты живешь в захудалой лачуге в глуши, – говорит она. – У тебя есть ноутбук и реально жутко выглядящее ружье. Должно быть, у тебя есть кое-какие деньги, так зачем ты решил жить здесь?

– Ну, знаешь, – говорю я со смешком, – если я скажу тебе…

Я замолкаю.

– Ты должен будешь убить меня?

Пожимаю плечами. Наверное, это правда, хотя впервые в жизни у меня вообще-то есть свое мнение об этом. Я бы не возражал рассказать ей и почти чувствую обязанным сделать это, но знаю, что не смогу.

– Я был морпехом, – наконец, тихо говорю я. – Прошел подготовку в Вирджинии, был ранен во время службы, и с почестями был отправлен в отставку. Пожалуйста, больше ни о чем меня не спрашивай.

Кончики ее пальцев мягко гладят мою щеку.

– Не буду, – обещает она. – Мне жаль.

Знаю, что создаю о себе ложное впечатление, но это лучше, чем откровенная ложь, и я не могу дать ей более подробную информацию о моей дальнейшей жизни. Ну и что бы я сказал? Между прочим, ты только что трахнула бывшего морского снайпера, ставшего киллером босса чикагской мафии. С добрым утром.

Да уж... вряд ли.

Завтрак проходит в тишине, и после того, как мы закончили, она присоединяется ко мне и О́дину для прогулки по окрестностям. Хочу спросить ее, чем именно она планирует сегодня заняться, но понимаю, что немного тревожусь из-за того, что она ответит.

Я не хочу, чтобы она уходила.

Оно и понятно. Я не разговаривал ни с одним человеком с тех пор, как больше месяца назад ездил в Пинон за бензином, и там я лишь обратился к продавцу, уточняя цену за литр Гаторейда. До этого я ни с одной душой не обмолвился и словом со дня отъезда из Чикаго.

—Это временно.

– Да ну, пока не найдешь кого либо лучше и не пошлешь, чтобы навсегда устранить меня? Я не дурак, Ринальдо.

– Так почему же ты до сих пор еще здесь?

– Прекрасно. Я пойду.

Я чувствую прикосновение к своей руке, и ее пальцы скользят от локтя к ладони. Секундой позже наши пальцы переплетаются, это ощущение волнующе и желанно.

– Ты сожалеешь об этом? – вдруг спрашивает Лиа.

На мгновение я думаю, что она смогла прочесть мои мысли, но потом понимаю, что она имеет в виду прошлую ночь. Или сегодняшнее утро. Не важно.

– Я парень – мы не сожалеем о сексе.

Она фыркает и трясет головой, опустив взгляд на землю под ногами. Ее рот сразу же приоткрывается, и она кусает губу. Я слегка сжимаю ее пальцы, и она снова встречается со мной глазами.

– Я не жалею об этом, – подтверждаю я, и она искренне улыбается.

– Я никогда так раньше не делала, – тихо говорит она. – Я никогда не поступала так... спонтанно. Ты так меня понимаешь – лучше, чем когда-либо делал он.

– У него есть имя?

Она секунду пристально смотрит на меня.

– Уильям.

– Уильям – засранец, – однозначно говорю я. Она снова улыбается, но ее улыбка грустная.