На грани одиночества - страница 2
– Гребаный рай, – ворчу я про себя.
О́дин смотрит на меня и принюхивается. Он почти никогда не лает, но сейчас, кажется, что-то раздражает его, он фыркает, и время от времени поскуливает. Я не из тех, кто разговаривает с собакой, хотя он мой неизменный спутник. Ему восемь лет, а он появился у меня, когда ему было полгода. Не знаю, почему в тот день я решил прогуляться в окружной приют для животных, но, когда я ушел оттуда, он был со мной, и с тех пор почти постоянно был рядом.
Сделав себе бутерброд с арахисовым маслом, я вытаскиваю из холодильника одну бутылку с теплой водой и полностью ее выпиваю. Снова потягиваясь, я чешу шерстяную голову О́дина и, схватив винтовку, выхожу на веранду посидеть в кресле-качалке и понаблюдать.
Не похоже, что я действительно думаю, что в этот момент меня могут обнаружить – я здесь, в этом забытом Богом месте, уже четверть года – но мне особо нечем заняться, и я не могу уйти, пока не получу отмашку. Наблюдение, по крайней мере, дает мне ощущение, что я чем-то занят, потому что мне трудно вообще не предпринимать никаких действий. Хотелось бы почитать, но я, как правило, забываюсь в хорошей книге, и сбрасываю свою защиту в совершенно неприемлемой степени.
И то, что я еще не обнаружен, не значит, что так будет всегда. Знаю это из опыта.
Я поднимаю одну из резиновых костей О́дина, лежащую в углу крыльца и бросаю ее в пыль. Он стоит и настороженно смотрит на нее, несколько раз вертит хвостом, а затем падает обратно вниз к моим ногам.
– Раньше ты хотел играть, ты – лентяй.
Он снова фыркает, и это все, что я получаю взамен. Уверен, он хочет сказать, что для этого дерьма чертовски жарко. Я сижу и стучу носком ботинка по ветхому крыльцу, покачиваясь вперед-назад со снайперской винтовкой на коленях и с О́дином у моих ног. Жара продолжает давить, но сегодня в воздухе есть хотя бы намек на ветерок. Все еще невыносимо, хотя это немного улучшенная версия невыносимого, по сравнению с прошлым днем. И даже без ветра здесь намного лучше, чем в бункере на Ближнем Востоке.
Пора обедать.
Я запускаю генератор, чтобы вскипятить на печке немного воды, добавить в кастрюлю часть коробки пасты и разогреть соус. Пока я ем, даю поработать вентилятору, потому что днем слишком, бл*дь, жарко, и мне необходимо хотя бы временное облегчение. Паста получилась именно «аль денте», но соус из банки ни к черту не годится. Я помню домашние соусы у Ринальдо – его жена хлопала меня по руке, когда я пытался попробовать соус, до того, как ужин окажется на столе.
Во время еды включаю нетбук и жду, пока спутниковый сигнал станет достаточно сильным, чтобы загрузить мою электронную почту. О́дин ждет от меня команды, но когда ничего не получает, просто падает у моих ног, положив голову на передние лапы. Вентилятор шевелит шерсть на его голове, и он снова фыркает, прежде чем закрыть глаза и немного вздремнуть.
Сигнал сообщает мне, что электронная почта загружена. Пришло одно новое сообщение от «Пиццы Хат», которая предлагает мне на выбор пиццу с любой начинкой за десять баксов, – это гребаное письмо, специально прислали, чтобы подразнить? – и еще три похожих объявления. Я, похоже, выиграл четыре раза в Швейцарское Лото, могу получить канадский рецепт со скидкой на Виагру, а президент страны, о которой я никогда не слышал, хочет дать мне 1,2 миллиона долларов со своего оффшорного счета.
И ничего от Ринальдо.
Я не удаляю сообщения – просто опять закрываю компьютер.
Мо́ю посуду, кладу ее в шкаф, выключаю вентилятор и генератор, а потом падаю в кресло-качалку на крыльце. О́дин просыпается и следует за мной. Широко зевнув, пес потягивается, кружится по кругу, а потом обратно оседает возле меня. Я тянусь ногой и тру его затылок носком ботинка.
Мои глаза сканируют горизонт.
Куст шалфея, слежавшаяся красная земля и пыльные смерчи.
Запрокидываю голову и на мгновение закрываю глаза. В голове сразу возникает холодная, дождливая узкая улочка и звуки выстрелов. Я могу видеть свою собственную поднятую руку, ствол «Беретты» направляется в сторону, куда от меня убегает человек в темно-синем костюме. Моя рука два раза дергается, и он падает.