На Калиновом мосту - страница 3

Но больше пейзажа за окном Генри Мидас любил зеркала. Пятый ребенок в семье обычного рабочего из Детройта, в этом году он вошел в десятку самых богатых людей мира. А ему не было и сорока. В гонке за местом под солнцем он, как подброшенный в гнездо кукушонок, очень быстро скинул вниз всех своих конкурентов.

Потомственные чванливые медиамагнаты конца 20‑го века даже не успели понять, как неожиданно разогнавшийся мир оставил их на пыльной обочине. Их издательства, вместе со снобами писателями, и газеты с хамоватыми журналистами, стали никому не нужны. За несколько лет люди перестали воспринимать мысль, для выражения которой требовалось больше тридцати слов. Вместо газет и журналов люди приучились проводить время рассматривая смешные картинки и любительские войны. Даже Голливуд, который десятилетиями формировал общественное мнение, скатился на обычную экранизацию комиксов.

И теперь Генри, придумавший первые социальные сети, контролировал это все. Несколько компьютерных программ в его сетях, отсекая тот или иной материал или наоборот, продвигая его наверх, увеличивая просмотры, позволяли легко формировать нужное мнение. Рекламодатели и политики платили за это огромные деньги. Но не это было главным.

Он фактически создал новый мир населенный новыми людьми, и эти люди ему не понравились. И чем больше он узнавал свое создание, человека программируемого – homo programmable, тем больше его презирал.

Сначала он радовался своим успехам в их легком переформатировании. Потом эта чрезмерная покладистость начала его раздражать. А когда понял, что легко может заставить людей делать и любить что угодно и кого угодно, он стал их ненавидеть.

Когда‑то в детстве он посмотрел фильм про оживших зомби, и теперь, спустя много лет, глядя на людей, он невольно видел вместо них плетущихся неизвестно куда на полусогнутых ногах полуразложившихся мертвецов.

В какой‑то момент он перестал смотреть людям в глаза. Ему было стыдно за них, за их потаенные желания и пошлые мечты, которые он хорошо знал.

Генри уже и сам не знал: где реальность, а где его проекты. Он сделал столько президентов, олигархов, звезд кино, что все они смешались, будто обычные торговые марки – «Пепси», «Форд», «Луи Виттон».

Разочаровавшись в людях, он все больше любил самого себя. Он смотрел на себя в зеркала, развешанные по всему дому, и видел не маленького невзрачного человека с большими залысинами и бесцветными рыбьими глазами, а властителя дум целого мира. А значит и его хозяином.

Но иногда зеркала не отвечали привычное: «Ты могущественнее всех на свете». А кривились ироничной улыбкой: «Ты всего лишь инструмент… Да, дорогой и сложный, но когда тебя включить и как тебя использовать решают другие люди. Не ты определяешь кого делать звездой экрана, кого президентом. Ты исполнитель чужой воли». Это мгновенно омрачало Генри, и уголки его тонких губ пренебрежительно ползли вниз. «Мы еще посмотрим, кто инструмент и кто его хозяин. Время играет на моей стороне. Я еще молод и у меня есть все, чтобы сбросить в эту пропасть всех оставшихся».

Когда-то давно все могло бы пойти не так, не завали он вступительные экзамены в университет. Он мечтал стать журналистом. На собеседовании в университете его спросили кто такой Дон Кихот. Он ответил коротко и честно: «Деревенский сумасшедший». Экзаменаторам ответ понравился, они долго смеялись, но в университет его не приняли. И после этого он решил: честность – одна из форм глупости.

Все, что ни делается ‒ к лучшему. Кем бы он был, если бы ответил по‑другому? Никем. Журналисты… Писатели… Сейчас эти профессии вымерли. Простая компьютерная программа очень быстро и точно находит индивидуальный подход к каждому человеку, исходя из его особенностей и пристрастий. Кому теперь нужен их Дон Кихот, когда есть «Твиттер» и «Ютуб», «Фейсбук» и «Инстаграм»?

* * *

Хотя дом окружали лес и горы, и непрерывно работала современная система вентиляции, даже внутри чувствовался запах гари. Уже месяц поджигали дорогие дома в Беверли‑Хиллз, окрестностях Малибу и Санта‑Моники. А недавно загорелись склоны гор с вековыми калифорнийскими сосновыми лесами.