На карте не значится - страница 7
Потом Шерстнева снова подхватили под руки, вывели из каюты и потащили мимо орудийной башни, между каких-то надстроек, до люка, у которого стояли автоматчики. Один из них открыл крышку, и Шерстнева бесцеремонно сбросили в зияющее отверстие.
«Кажется, конец», - подумал Шерстнев. Но заботливые руки товарищей подхватили его на лету и поставили на ноги.
- Василий Иванович, вы? - услышал он шепот Борщенко. - Больше там никого нет?
- Нет, больше там никого нет, - с трудом сказал Шерстнев. - Коли Петрова уже не будет.
- Сейчас, Василий Иванович, мы вас устроим, чтобы вы прилегли, - не поняв последних слов Шерстнева, продолжал Борщенко. - Сейчас… Потерпите…
- Нет больше Коли Петрова! - громко повторил Шерстнев, и голос его дрогнул. - Погиб Коля! Бросился на помощь мне - и его убили.
Наступила мертвая тишина. Молчание было тяжелое и долгое.
- Как это случилось? - спросил, наконец, Женя Муратов.
Шерстнев рассказал. И снова несколько минут стояла тишина. Потом все завозились, зашептались.
- А где раненые? - спросил Шерстнев у Борщенко.
- Их сразу же забрали в корабельный лазарет.
- А Борис Андреевич?
- Я здесь, Василий Иванович, не беспокойтесь, - отозвался Рынин.
- Василий Иванович, - зашептал в ухо Шерстневу протиснувшийся к нему комсомолец Сережа Степанов.- А у Жени Муратова фашисты нашли в кармане Гитлера… Что-то будет? Наверно, Женю повесят.
- Рисунок, что ли, какой? - забеспокоился Шерстнев.
- Нет, слепил из хлеба.
- А где Женя?
- Здесь, в углу, с Лешей. Женя!.. Иди сюда!.. Женька!..
- Сейчас! - отозвался тот из угла, где шептался с Лешей Парменовым.
Шерстнев подозвал Борщенко, и они о чем-то тихо переговорили.
- Ну, кому я нужен? - спросил пробравшийся на голос Степанова Муратов.
- Женя, какого Гитлера нашли у тебя фашисты? - спросил Шерстнев.
- Я его, Василий Иванович, разделал под орех! Слепил настоящим палачом, с топором на плахе…
- Когда тебя вызовут, скажи, что делал не ты,- посоветовал Сережа Степанов. - Назови кого-либо из погибших.
- Зачем я буду скрываться? Я им еще и не то сделаю за Колю!..
- Здесь, ребята, придется вести себя осторожнее, - строго сказал Шерстнев. - Мы тут подумаем, что делать. И вам придется нас слушаться. А пока ползите в свой угол.
Комсомольцы послушно убрались.
- Кирилл! - позвал Борщенко.
- Ну зачем тебе Кирилл? - хрипя и шепелявя, отозвался Пархомов.
- Куда ты запропал и почему тебя не слышно?
- Заехал я фрицу в ухо, а он мне ответил в зубы. И другой фриц ему помог. Расквасили Кириллу Пархомову нос и губы. Трудно говорить…
- Ну, коли так, - молчи. После потолкуем. Если тебе трудно говорить, то слушать ты сумеешь.
- А мне, сукины дети, ребра наломали, еле дышу… - подал голос Кузьмич.
- Вот что, Андрей, - сказал Шерстнев.-Скоро начнут таскать людей на допросы. Пока мы все вместе, надо кое о чем договориться…
- Да, Василий Иванович, - это действительно важно.
- Пригласи всех поближе, Борис Андреевич, а вы здесь?..
- По-прежнему около вас, Василий Иванович,- отозвался Рынин. - Прислушиваюсь ко всему и думаю…
- Невеселые думы? Да?..
- Разные, Василий Иванович… Думаю, что бывает и хуже…
- Бывает и хуже, - согласился Шерстнев. - Но люди всегда ищут выхода из любого трудного положения. И нам надо тоже думать о своем будущем.
ЧТО УКРЫЛ ПРИ ОБЫСКЕ ПАРХОМОВ
Но ни ночью, ни в течение дня на допрос никого не вызывали. Один раз немцы спустили пленникам три буханки хлеба и бачок с жидким супом; дважды - бидон с простывшим кофе.
Лампочки по-прежнему не включались, и в темноте было трудно. Но особенно невыносимо было дышать спертым, дурным воздухом. По решительному требованию пленников, немцы открыли люк и не закрывали его в течение всего дня.
Сильная вибрация от работы мощных двигателей говорила, что корабль идет самым скорым ходом. Но в средине следующей ночи машины вдруг резко сбавили скорость. Потом стало необычно тихо, - оборвался шум от высокой океанской волны и прекратилась качка. Было ясно, что корабль вошел в бухту.
Скоро он остановился.
На палубе зашумели, забегали. А спустя некоторое время над люком наклонился часовой и крикнул:
- Быстро по одному выходи!