На карте не значится - страница 9
- В знак торжества по случаю крупной победы в Донбассе сегодня, восьмого сентября, в двадцать часов столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует нашим доблестным войскам, освободившим Донбасс от немецких захватчиков, двадцатью артиллерийскими выстрелами из двухсот двадцати четырех орудий… Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины! Смерть немецким захватчикам!.. Восьмое сентября тысяча девятьсот сорок третьего года.
- Теперь крикнем все вместе! - предложил Борщенко.
- Уррр-раа!.. Уррр-раа!.. Уррр-раа! - дружно прокричали в камере.
Лязгнул засов. Дверь слегка открылась. В щель просунулась встревоженная голова и автомат часового. Коверкая русские слова, он крикнул:
- Сумасшедший русский! Кричать нет разрешается! Все расходится по разным местам! Вместе нельзя!
- Закройся! - прохрипел Пархомов. - Дер-ди-дас, кислый квас!
Слова Пархомова вызвали дружный смех. Кто-то лихо свистнул.
Дверь поспешно закрылась. Повеселевшие пленники снова сдвинулись в тесный круг.
ПЕРВЫЕ ДОПРОСЫ
Утром всех новичков быстро и коротко опросили и заполнили на каждого карточку. Потом начали вызывать на допрос.
Силантьева задержали дольше других, и, когда конвоиры втолкнули его в камеру обратно, - бушлат на нем был разорван и на лице кровоточили ссадины.
- И тебя обработали, Фома? - всплеснул руками Пархомов. - Кто же это так постарался?
- Какая-то рыжая сволочь, власовец!
- Власовец? - Все заинтересованно столпились около Силантьева. Тот, растирая кисти рук со свежими кровоподтеками, продолжал рассказывать:
- Стал меня агитировать… Двинул я его в зубастую морду, но неудачно. Помешали. Схватили сзади, руки выкрутили и в наручники!.. Ну, а потом обработали, сволочи, как хотели…
К Силантьеву подсел Борщенко и стал расспрашивать… Но залязгал засов. Дверь снова открылась.
- Рынин, выходи!
Допрос Рынина затянулся надолго. Прошло не менее двух часов, пока дверь снова открылась. Но Рынина в камеру не вернули.
- Капитан Шерстнев, выходи!
Через несколько минут Шерстнев уже стоял в кабинете, где производились допросы.
Против двери, за большим столом сидел гестаповец в черном мундире, с офицерскими знаками различия.
- Ближе! - приказал он конвоирам.
Шерстнева подвели к столу.
- Вы капитан Шерстнев?
Стоявший у стола переводчик повторил вопрос по-русски.
- Да, я капитан Шерстнев.
- Вы говорите по-немецки?
- Как слышите.
- Очень хорошо. Садитесь! - гестаповец показал на стул, стоявший у стола.
Шерстнев сел.
- Я оберштурмфюрер Хенке, У меня есть к вам несколько вопросов.
Шерстнев молча ждал.
- Ты, Фридрих, можешь пока сходить в столовую,- повернулся Хенке к переводчику. - Потом возвращайся.
Переводчик сразу же вышел.
- А вы станьте за дверь! - приказал Хенке конвоирам.
Шерстнев и Хенке остались вдвоем.
- Хотите сигарету, капитан? - предложил Хенке, доставая из стола портсигар.
- Я не курю.
- Как хотите, капитан. - Хенке убрал портсигар обратно в стол. - Тогда приступим сразу к делу. Мои вопросы не будут касаться ваших секретов. Я хочу знать только одно: чем занимались ваши люди до войны?..
В ожидании ответа Хенке пристально наблюдал за лицом Шерстнева. Тот спокойно ответил:
- Я подбирал себе моряков и другими профессиями не интересовался, лейтенант.
- Оберштурмфюрер, - поправил Хенке. - Или - оберлейтенант.
Шерстнев промолчал.
Хенке выдвинул ящик стола и, перебирая личные документы, отобранные у членов экипажа «Нева» при обыске на корабле, небрежно переспросил:
- Значит, вы не знаете сухопутных профессий своих людей?
- Нет, лейтенант, не знаю. Полагаю, что вам проще спросить их самих.
- Ваши люди, капитан, по их словам, до службы на флоте не имели никаких профессий.
- Ну что ж, значит, это так и было, - подтвердил Шерстнев. - Им лучше знать.
- И будто бы они на вашем судне впервые?
- И это верно.
Хенке прищурился и, наклонившись ближе к Шерстневу, вдруг резко спросил:
- А не можете ли вы, капитан, сказать что-либо о практической специальности доктора технических наук Рынина? Чем он знаменит? Чем занимался до сих пор?
- Вот уж чего не знаю, лейтенант, того не знаю.. Для меня доктор Рынин был только пассажир. А расспрашивать его о научных делах мне и в голову не приходило. Да это и непосильно для моей старой головы.