На краю географии - страница 8
Вспомнились мне крокодиловы слезы школьных учителей, рассказывавших, как царь помещал коммунистов в тюрьмы с уголовниками, чтобы сделать наказание более тяжким. «Нигде в мире, – утверждал учитель, – не применяли к политическим более жестоких мер. Только в России. Только к коммунистам. Только коммунисты. Только в России».
После суда заключённого сразу же переводят из следственной камеры в камеру осуждённых. Задерживаться в старой камере не дают ни минуты. Лёня успел помахать мне рукой – и дверь скрыла его от моих глаз навсегда. Что с ним стало впоследствии, мне неизвестно. Помнится, он улыбнулся ободряюще, дескать, три года – детский срок, не робей.
Так, с детским сроком и матрацем за спиной, я зашагал в сопровождении надзирателя в камеру осужденных. Все двери были настежь, но дверные проёмы забраны толстой решёткой, из-за которой меня внимательно разглядывали наглые, злобные рожи бритых оборванцев. Меня запихнули в одну из вонючих камер. Комната была около сорока квадратных метров, а находилось в ней человек пятьдесят. Они валялись в неопределенного цвета тряпье на трехъярусных нарах. Место мне нашлось на самом верху. Началась совсем иная жизнь. Судьба моя была уже решена. Стоило оглядеться.
Камера походила на сумасшедший дом. Картёжники резались в карты, а в конце игры били друг другу рожи. «Интеллектуалы» предпочитали шахматы. Победителя нередко били по голове доской и фигурами, которые были изуродованы накалом страстей. Из всей массы уголовников выделялся один – маленький, худой, с изможденным лицом старого лагерника. Он подходил к решётке и хорошо поставленным голосом, очень похожим на голос знаменитого диктора Левитана, декламировал: «Внимание, внимание! Говорит Москва. Передаем сообщение ТАСС. Лярва Кларка из Березников откусила Андропову (в то время председатель КГБ) ухо. Начальник свердловской тюрьмы шлёт ему искренние соболезнования и пожелание успехов в работе. На этом мы заканчиваем сводку сообщений. Передачу вел диктор московского радио Дурак». Или: «Внимание, внимание! Говорит Дурак! Работают все радиостанции Советского Союза!» Он пародировал зачин, которым Левитан начинал передачи правительственных сообщений о запуске космических кораблей. Дальше шла такая неприличная и весёлая галиматья, что вся тюрьма животики надрывала со смеху. Как-то раз, проснувшись – не помню, ночью или днём, ведь в тюрьме они почти не отличимы, – я при тусклом свете единственной лампочки увидел перед собой Дурака. Жёстокое лицо вечного каторжника, пронизывающий, неподвижный взгляд, землисто-серая кожа, лохмотья на татуированном теле…
– Послушай, – вполголоса сказал Дурак, – я вижу, ты один здесь понимаешь в законах. Как думаешь, есть у меня возможность свалить в лечебницу для алкашей? У меня вообще-то уже есть пять лет, но есть и справка эксперта, что я алкоголик. – Он показал мне свой приговор. – Мне обязательно нужно туда свалить. Здесь приходится играть дурака – доносчиков знаешь сколько? Сейчас мне шьют труп. Если докажут, что это я, – тогда вышка (высшая мера наказания – расстрел).
– Я пытался разглядеть хоть какие-нибудь чувства на лице человека, которому мог быть вынесен смертный приговор. Но Дурак лишь скривился презрительно и злобно, как просто от очередной неприятности в своей звериной жизни.
– Почему обязательно вышка? – спросил я.
– Вышка, – уверенно подтвердил Дурак. – Чего еще можно мне вынести? Это же не первое убийство. Да и вообще, чего ещё ждать от такой падлы, как я? Будь я на месте этих юристов, я бы спалил всех, кто сидит на особом и строгом режиме. Всю эту падаль спалил бы.
– Сколько ты всего отсидел?
– Я всю жизнь сижу, – ответил Дурак. – С детских лет. Мне сейчас под сорок, из них 25 лет отсидел. То в лагере срок добавят, то на свободу немного выскочишь. Ну, а со свободы опять в тюрьму. Разве можно жить на свободе?
– Ну почему же? – возразил я. – Устроился бы на работу. Хоть какие ни на есть – а деньги.
– Работа! – раздраженно сказал Дурак. – Я вот сейчас вышел. Думал, хватит – надоело по лагерям да по тюрьмам шататься. Поступил на ВИЗ, на прокатку. Знаешь, что это такое?