На краю - страница 14

А Галицкий вел дальше:

— А сила эта лежит тем временем открыто, ее искать, ломать над ней голову не надо — бери ее голыми руками. Правильно говорю?

Иван кивнул в потемках.

— А ведь приходится ходить, доказывать, обивать пороги.

— Да как же так? — посочувствовал Иван.

— А вот так, — пояснял Галицкий, — кому охота на это время тратить? Я тебе, к примеру, завел про вихрь. Не догадался? — да то ж я сам с ним мыкаюсь, я полжизни потратил, чтобы приручить ту силу. Сколько я ходил-переходил, перед какими только дверьми не стаивал, каких только я людей не перевидал — никто из них зла мне не желал, а на поверку… Вот и помирать скоро, а дело не двинулось с места.

— Да, — многозначительно протянул в темноте Иван.

— Вот я и говорю, — продолжил Галицкий. — А что, если во мне их десяток, этих самых мыслей, идей? А? Сколько жизней мне потребуется, чтобы с каждой из них так-то вот по теперешнему обходиться. И сколько людям дожидаться меня, покуда я пройду по всем коридорам, во все двери стукну, каждому начальнику руку пожму, в глаза загляну? Сколько, а?

Они помолчали в густых потемках.

— Так что ты, Иван, если, не дай бог, когда-нибудь надумаешь в науку подаваться, прикинь хорошенько — стоит ли зря время терять, когда оно так выходит…

А вышло наоборот: загорелся Иван в ту ночь поломать несправедливость, вступиться за Галицкого, пособить его вихревому двигателю. И хорошо, что Галицкий в темноте не видал, как расправились плечи у Ивана, как сжались руки в кулаки; хорошо, что не видел, а то б, может, смеяться стал.

Первым к вертолету, увозившему их из Тарноги, спешил с поклажей Петр, за ним следом шли Галицкий и Иван, говорили о чем-то своем, не обращали внимание на Петра, лишь изредка бросали насмешливые взгляды в его сторону.

Когда вышел Галицкому срок домой ехать — а не с чем. И денег колхозных нет, и валов. Делать нечего — сел в поезд и подался из города восвояси. Пока ехал — молчал, только желваки ходуном ходили: нервничал.

По приезде сразу в правление отправился.

Председатель как узнал, что валов не удалось достать, так и заорал что есть мочи. А прокричавшись, успокоился было, да ненадолго — тут ему Галицкий про деньги сказал, что все до копеечки вышли, ничего не осталось. Председатель так и сел. Голову опустил, замолчал. Потом сказал: «Ходили слухи про твои похождения, да только я, Владимир Дмитриевич, людям не верил. Я тебе верил. Вот так. А ты, ты…» Он не знал, как быть теперь — так рассчитывал на своего друга. А потом взял да и сказал: «Судить тебя будем, перед законом предстанешь, гражданин Галицкий. — И страшно волнуясь, добавил: — За расхитительство государственных средств, за хулиганство твое и распутство…»

— Дело твое, Степаныч, — спокойно отвечал Галицкий, — я человек открытый, тайн не держу. Как было, так и говорю. А что до суда, так и на суде скажу, куда деньги девал. У меня все записано. Сам к ним не притрагивался. Питался — вот штаны повисли. Я ведь, знаешь, непьющий. Судить так судить, только обидно мне и самому, что ни с чем приехал. Время потерял. Ты бы и сам, Степаныч, не управился, — оживился он. — Народ нынче ушлый. Денег на него не напасешься. Не сразу я про то понял. Суди меня по закону, а совесть моя чиста — не посягал я на твои деньги».

Галицкий ступил на порог родного дома с тяжелым сердцем. Давила обида, несправедливость. Жена бросилась навстречу — соскучилась. Грустный вид мужа обеспокоил ее. Она было кинулась обнимать его, да только он отстранил ее, прошел в дальнюю комнату, сел к столу. Стал перебирать стопку газет, накопившихся за месяцы его отсутствия. С деланной сосредоточенностью всматривался в обвисшие безжизненные страницы.

— Случилось что? — сказала жена, глядя с порога на мужа, — говори, Владимир Дмитриевич. Глядишь и помогу чем, выручу…

— Растрата, мать, — твердо сказал Галицкий, — большая растрата. Судить будут…

Она всплеснула руками.

— Господи, да что же это такое! Какой же ты растратчик, да быть того не может. Не верю я.

А вечером, когда Галицкий лежал на грубке и, глядя вперед себя, думал о своей беде, когда жена сидела рядом и говорила: «Не печалься, Владимир Дмитриевич, не задумывайся так. Слышь, Владимир Дмитриевич, брось, не думай об этом — съедешь с глузду, что будем делать? О детках лучше подумай…» — в дверь постучали и в хату вошел председатель. Анна встретила его настороженно.