На краю - страница 19

стр.

Галицкий в который раз прогнал в сознании этапы эксперимента один за другим, не забыл и про меры предосторожности: снаружи он обложил лабораторию двумя аккуратными рядами пиленых дров, чтобы смягчили возможный удар — энергия, с которой он имел дело, была сильна. Он прикинул расстояние от сарая до избы — измерил сопротивление, которое в случае чего могут оказать стены самой лаборатории, дрова в два слоя снизу доверху и крыша.

«Нормально, — оценил он ситуацию и стал подниматься наверх, что тебе космонавт — да и исподнее его, слегка вздувшееся на легком утреннем ветерке, в какой-то миг сделалось похожим на космический комбинезон. Вот разве что босиком еще никто по небу не хаживал ни из наших, ни из чужих. А может, оно так и задумано было: пройтись босиком по небу, как по лугу. Все у Галицкого было не как у всех, все против правил. Может, отсюда и его неоспоримые достижения — потому что возьмет да и поглядит на установившийся в мире порядок так, как до него никто сроду не глядел, вот и увидит все с той, тайной, стороны.

Галицкий распахнул дверцы своей лаборатории. Закудахтали потревоженные куры, прокричал ясноголосый петух, его подхватили петухи с разных концов деревни. Шарахнулись в стойле чуткие овечки, горестно вздохнула корова. Жизнь, ради которой творил в то утро человек, подавала признаки, как бы напоминая о себе.

Галицкий напоследок обернулся, отметил про себя еще раз девственную чистоту природы и шагнул через порог.

Приборы показывали ровное движение всех узлов двигателя. Стрелочки и колеблющиеся столбики словно не хотели расставаться с обозначенными ими уровнями.

Сегодня задумано усложнить задачу, перевести работу всех агрегатов двигателя на максимальный режим, испытать предельные возможности установки.

Прежде чем поставить рычаг мощности в новое, еще не испытанное ни разу положение, Галицкий приготовил ученическую тетрадь в клеточку — регистрировать работу всех узлов машины.

Галицкий нутром чувствовал все до единой части огромного механизма, как разливается по машине колоссальная энергия, как напряглись ее наименее совершенные устройства.

«Эти надо будет сменить в первую очередь», — решил их судьбу Галицкий.

Рука его то сжимала рычаг управления мощностью, то неслась по линейкам ученической тетрадки, оставляя за собой, как зерна на пахоте, в ее ровных бороздах крохотные цифири — из них когда-нибудь и должен будет вырасти знатный урожай.

И виделись Галицкому картины грядущей жатвы, приходили на ум самые высокие и мудрые слова о судьбе брошенного в землю человеческой рукой зерна: «Истинно, говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода…»

И уже слышалась Галицкому та шумная многоголосая жатва с сырыми, просоленными от работы спинами косцов, с взмозоленными их руками и позвякивающими под брусками косами-литовками.

И ссыпались с пальцев Галицкого-сеятеля, из его горячих крестьянских рук щедрыми пригоршнями цифры-зерна, и знал он каждому из них истинную цену, и всем сердцем человека земли уже ждал урожая, и как всякий хлебороб, заботился о погоде — какой-то она будет, все от нее: будет она — будет и урожай.

Стрелки приборов подступались к критическим, почти недопустимым уровням, а у главного рычага машины был еще большой запас движения. Он пометил в своей тетрадочке, что необходимо срочно переконструировать контрольные приборы, ввести в них новые уровни режима работы в соответствии с новыми, открывшимися ему в то утро возможностями. И именно в эти минуты к нему пришло решение — ясно привиделось устройство новой контролирующей системы, строящейся совершенно на новых принципах, и он, зная скоротечность ценных мыслей, стал тут же набрасывать схемы на тетрадочном листе, забыв на какое-то мгновение про набиравшую мощность машину…

…По крыше дома Галицких будто кто прошел в огромных сапожищах, громоподобно ступив по ней раз, два, три… унося за собой невероятной силы рокот. Проснувшейся от этого шума матери Галицкого он напомнил артиллерийскую канонаду последней войны. Посередине комнаты лежало березовое полено из тех, которыми ее сын отгородился от людей, предупреждая возможную для них опасность. Она не сразу поняла, что произошло. А когда поняла, утреннюю тишину того дня разорвал, вспорол ее срывающийся крик; простирая вперед руки, выбежала она на крыльцо и метнулась в сторону развороченного взрывом сарая, следом за ней выбежала из дому жена Галицкого.