На критических углах - страница 46

Так же неожиданно, как начал свое выступление, Бушуев закончил, сел и отвернулся к окну.

— Кто хочет слова? — спросил Николаев.

Наступило неловкое, знакомое всем молчание, когда каждый из присутствующих считает, что ждут именно его выступления, и в то же время молчит. А за окном все еще шел дождь, но местами уже были видны голубые просветы неба.

— Ну, давай, секретарь, скажу я, — словно нехотя произнес Юдин. — Все комсомольцы знают, что Астахов подал заявление о вступлении в партию. Перед лицом такого решительного шага в жизни человек должен…

Говорил Юдин, затем слово взял Николаев и, как всегда, темпераментно и образно говорил о целеустремленности человека, о его высоком призвании. Только майор Комов отказался от выступления.

Бюро закончилось в два часа. Астахов вышел первый, зашел в спецчасть, взял «Инструкцию», поднялся в комнату политпросветработы, сел в кресло и перевернул страницу.

Астахов смотрел невидящим взглядом на страницы «Инструкции». Чувство пустоты и одиночества было гнетущим. Так он просидел больше часа, затем спустился вниз в спецчасть, сдал «Инструкцию» и вышел из штаба. Он было направился в столовую, но, подумав, что сейчас там еще много обедающих, что все будут пялить на него глаза и, чего доброго, сочувствовать, остановился и повернул в сторону леса. Затем, вспомнив, что шел дождь и в лесу должно быть сыро и неприветливо, задержался посередине дороги, не зная куда себя деть. Вдруг что-то влажное и холодное коснулось его ладони. Астахов, увидел Чингиса. Пес ласково терся боком о его ногу. Он. приласкал собаку и услышал за своей спиной:

— Хорошо, когда собака друг, плохо, когда друг — собака, — сказал Евсюков.

«Верно! — подумал Астахов. — Его друг оказался собакой!»

— Ну что, товарищ старший лейтенант, чем кончилось бюро? — с участием спросил Евсюков,

— Получил «строгача», — с горькой усмешкой бросил Астахов.

— Ничего, за одного битого трех небитых, дают. Обедали?

— Нет.

— Хотите перед обедом стопочку коньячку? Ночью полетов нет. Погода сырая, надо душу погреть.

— Хочу.

— Пойдемте.

Евсюков повел его в сторону пожарного навеса. Здесь было сухо. Они обошли большую, выкрашенную в красный цвет пожарную машину, сели на верстак, и техник вытащил из кармана плоскую фляжку и стаканчик. Выпили. У Астахова долго не проходило ощущение того, что он проглотил раскаленную заклепку. Уши его порозовели, и в глазах появился озорной блеск.

— Что думаете делать, Геннадий Александрович?

— Хочу поехать в Сочи, к морю… А денег нет…

— Много надо?

— Тысячи три.

— Для вас достанем. Расписочку приготовьте, деньги будут.

— Постойте, Евсюков, я, кажется, зашел слишком далеко… Кто этот человек, который дает в долг такие большие деньги? — спохватился Астахов.

— Один приятель, инженер, получил от родителей в наследство дом, продал его, завелись деньги. Да я вас с ним познакомлю, сами увидите, большой чудак…

— Чудак, а расписки требует, — усмехнулся Астахов.

— А без расписки как же? Он говорит: ты, Евсюков, пьяница, так уж расписочку принеси, чтобы я знал, что деньги попали к стоящему человеку.

— Нет, Евсюков, этих денег я не возьму. Пошли обедать?

— Идите, а я посижу здесь. Языки у людей длинные, обоих нас с вами не любят, незачем в глаза прыгать.

Астахов вышел из-под навеса и увидел, что Чингис его дожидается. Так вместе они и дошли до столовой.

В этот вечер на повестке дня заседания городского совета стоял доклад Шутова. Рассчитывая, что Нонна одна, сразу после ужина Астахов поехал в город.

Со дня последней встречи их отношения были натянутыми. Раньше романтическая профессия летчика возбуждала ее интерес. Астахов казался ей необычным и не похожим на других. Со временем она решила, что он ничем не отличается от своих предшественников. У нее был опыт и возможность сравнений. Астахов не стал ей настолько духовно близок, чтобы она могла жить его интересами, в то же время близость с ним пресытила ее и породила скуку. Если их отношения еще двигались вперед, то по законам инерции. В них не было внутренней побуждающей силы, и достаточно было бы какого-нибудь одного маленького препятствия, чтобы их связь оборвалась совсем.