На круги своя - страница 11

Наконец однажды утром Джакомо объявил, что картина готова, и, прежде чем отнести ее в монастырь, позвал Ботвида посмотреть.

Не без живейшего душевного волнения Ботвид вместе со своим наставником поднялся в таинственные покои, где после того первого посещения ни разу не бывал.

В первых трех помещениях все осталось почти как раньше, но мимоходом он заметил, что мраморный бассейн наполнен водою. Когда они вошли в большой столовый покой, их встретила темнота, потому что занавеси на окнах были задернуты. Однако сквозь полумрак Ботвид все же различил человеческую фигуру, проступавшую на фоне чистого света; ему почудилось, будто в комнате есть еще люди, и он напрягал зрение, пытаясь высмотреть, сколько их. Разглядел крупную мощную мужскую голову, которая показалась ему знакомой, и тут — яркий луч света рассекает темноту, мгла распахивается, словно двери, и Ботвид стоит лицом к лицу с привратником и его красавицей дочкой. Девушка стояла на лестнице замка, старик — внизу, на заднем плане виднелось озеро и остров Хернёланд, а на озере — лодка, в которой сидел молодой человек с лютнею; на переднем же плане грызлись из-за кости две собаки.

Сначала Ботвид удивился, а когда поближе присмотрелся к красивой молодой женщине, которая застенчиво, испуганно, удивленно и недоверчиво внимала известию о том, что станет матерью, пришел в восторг. Ее круглое белое личико с черными детскими глазищами производило впечатление невинности, составлявшее контраст с улыбчивой и вместе досадливо-лукавой гримаской рта; на ней было платье лазоревого шелка — слегка приоткрывая округлые плечи, оно облекало своими складками восхитительную грудь и тонкий стан, а затем прелестными мягкими линиями стекало вниз, к выставленной вперед ножке. Ботвид замер в восторге, меж тем как Джакомо ходил по комнате, прибирая одежду, разбросанную на лавках и скамейках.

В конце концов Ботвидово молчание стало Джакомо невмоготу, и он сам начал:

— Что ты думаешь?

— Красиво, — отвечал Ботвид с легким замешательством, — но это не Мадонна! Что скажут монахи?

— Монахи будут в восхищении, ведь они никогда не видели натуру.

— Ты уверен?

— Вполне! Они никогда не покидают стен обители, а натура никогда не бывала в монастыре.

— Но разве же не лукавство так их обманывать!

— Лукавство! Они мечтали о Мадонне, но я ведь никогда ее не видел и не могу дать больше, чем имею! Признаёшь ли ты наконец, что она прекрасна?

— Признаю! Но мне кажется, эта картина изображает скорее дочь, которая вынуждена признаться старику отцу в прегрешенье, нежели девицу, безвинно в этом обвиненную.

Оба долго молчали. Ботвид вдруг заметил лазоревое платье, свисавшее из-под нижнего края картины, и вздрогнул. Возможно ли? Ведь это ужасный грех и насмешка над тем, что свято, по крайней мере для других. Он услыхал за спиною легкие шаги, тихий возглас — Мария повисла на шее у Джакомо, который тщетно пытался высвободиться, показать взглядом, что они не одни. Ботвид обернулся, стараясь произвести как можно больше шума, и теперь увидел ее: полузакрытые глаза, на лице смущенное и лукавое выражение, точь-в-точь как на картине. Значит, это правда! Джакомо нарушил мучительное молчание:

— Ботвид считает, что вид у тебя, Мария, недостаточно святой.

— Я тоже так думаю, — сказала она, — но Джакомо уговорил меня, я не хотела, и, по-моему, это очень грешно.

— Грешно! — перебил Джакомо. — Жаль, конечно, монахов, ведь при виде этакой красоты они потеряют душевный покой, но без искушения нет добродетели!.. Ну что ж. Коли Ботвид налюбовался, можно нести картину к месту назначения.

Картину, которая по недавнему обычаю была написана на холсте, скатали в рулон и спустили вниз через окно, а засим художники подхватили концы рулона под мышку и понесли в монастырь, где монахам не терпелось увидеть долгожданный образ. Церковь украсили зеленью, часовню же Марии убрали цветами, пол усыпали духмяным желтым подмаренником, а под сводом развесили гирлянды и венки ятрышника и ночных фиалок. Свечи горели при солнечном свете, собравшиеся монахи истово молились. От церковного нефа часовню отделяла завеса — для вящего эффекта, ибо в надлежащий миг она падет и откроет картину, меж тем как благочестивое собрание преклонит колена и вполголоса запоет «Ave Maris Stella»