На крыльях победы - страница 16

Вот и станция. Наши штурмовики, построившись в круг, начали расстреливать немецкие эшелоны, а мы, прикрывая своих, завязали бой с фашистскими истребителями. Мы шли двумя ярусами — в первой группе было шесть истребителей, во второй — четыре. Если «мессерам» удастся прорваться через первую группу, ее встретит вторая, но до штурмовиков им не добраться.

Первая группа, в которой был и я, врезалась в строй «мессеров». У них горизонтальная маневренность хуже, чем у наших «яков», и это сразу дало нам преимущество. Мы быстро разбили строй немецкой восьмерки. Майор Слива и я вышли выше немцев, а остальные наши четыре самолета гнались за четверкой фашистов. Те оказались как бы в клещах. Четыре других «мессера» были выше нас и бросились в атаку с пикирования на нашу пару, но мы успели выйти из-под их огня и оказались около станции. Там все превращалось в обломки от бомб наших штурмовиков.

— Давай, давай! — шептал я, словно подбадривая товарищей.

В это время зенитный огонь отрезал меня от майора, а когда я вновь увидел его, то похолодел от страха за командира: крыло его самолета было разбито зенитным снарядом, но он все же держался и шел на сближение со своей четверкой. Два «мессера» тоже увидели подбитую машину и устремились к ней. Я развернулся и дал заградительный огонь. На помощь к нам подошли два «яка». Оглянувшись, я увидел падающий «мессершмитт», его сбил кто-то из наших. Тут передо мной появился другой немец, и я послал в него очередь из пушки и пулеметов. Все снаряды легли в цель. Но вот надо мной пронесся новый фриц, я погнался за ним... А самолет майора горел. Чем и как помочь?.. Пошел к земле горящий «мессершмитт». Мой первый сбитый «мессер»!

Но радость победы омрачалась положением командира. К тому же я заметил падающих сверху четырех «мессеров». Закричал по радио двум «якам», на которых нацелились гитлеровцы:

— Внимание! Четыре «мессера» слева, выше!

А сам кинулся им наперерез и дал длинную очередь. «Яки», предупрежденные мною, пошли в лобовую атаку на фрицев. Те не любят этого русского приема — не выдерживают нервы! Уклонились и на этот раз.

Фашисты уходили на подъем и стали для меня прекрасной мишенью. Я нажал кнопки, но... выстрелов не последовало: у меня кончились боеприпасы. Не умею я экономить патроны и снаряды, вот и хватило мне их только на четыре очереди. Вышел из атаки, осмотрелся и увидел двух «яков» — это пара Колдунова. Они ходили большими кругами, а в центре этого круга на парашюте опускался майор Слива. Внизу лежал лесной массив, фрицев в воздухе больше не было видно. К нам присоединилась еще одна пара «яков». Штурмовики возвращались на свой аэродром.

В эфире спокойно. Солнце у самого горизонта. Ровно работает мотор, только что завывавший от перемены режима и нагрузки.

Мы ходим кругами над майором, но вот он уже на такой высоте, что нам остается лишь печально покачать крыльями и идти домой. На душе тяжело. Неужели мы потеряли командира?

А через несколько дней мы узнали, что майор Слива опустился на парашюте мертвым — он умер в воздухе от ран. Его подобрали местные жители и похоронили.

Особенно тяжело переживал потерю майора я. Я же был его ведомым и, как ни успокаивали меня товарищи винил в его гибели себя. Даже поздравления с первым сбитым фашистом не могли унять моей боли. Выходило, что я, сбив самолет, потерял товарища. «Один на один, — думал я, — много не навоюешь». Потом я узнал, что в этом бою сбили по «мессершмитту» еще два наших истребителя. Мы же потеряли один самолет, а штурмовики все вернулись на аэродром.

...Саша радовал меня все больше и больше. Он становился хорошим летчиком, жил только воздухом да еще своей любовью. Его чувство к Вале Зиминой все росло и крепло. И хотя товарищи часто подтрунивали над ним, он не обижался, а отвечал шуткой. Эта любовь только помогала Саше, придавала сил. Но у Вали каждый Сашин полет вызывал всегда глубокое волнение и страх. Однако она умело это скрывала, никогда не рассказывала Саше о своих тревогах, а, наоборот, успокаивала его:

— Я же знаю, что ты хорошо дерешься с фашистами и никогда не дашь себя сбить. Ведь правда? Я всегда уверена в тебе.