На крыльях победы - страница 23
— Как себя чувствуете?
— Нормально!
— Нормально? — усмехнулся Армашов. — А вот доктор говорит совсем другое. Немедленно ложиться, иначе отправлю в лазарет!
Пришлось подчиниться...
Рана на руке постепенно затянулась, а нога побаливала. Наконец мне разрешили выходить на воздух. Я целыми днями лежал около посадочного «Т» или сидел в своем самолете, который не отправили в мастерские, а ремонтировали на месте, и наблюдал за улетавшими и возвращавшимися товарищами.
Когда можно было уже свободно передвигаться, стал помогать командиру выпускать и принимать самолеты, тренировался в меткости стрельбы по мишеням.
Стояло бабье лето. Погода была на редкость хорошей! Сейчас бы мне летать да летать, а тут вот изволь сидеть на земле. Товарищи, видя, что я пошел на поправку, стали подтрунивать надо мной, цитируя горьковские слова: «Рожденный ползать, летать не может...» Но на дружескую шутку не обижаются. Я знал, что скоро поднимусь в воздух. В моем самолете уже были заменены все разбитые приборы, отремонтирован фюзеляж. Остановка была только за плоскостью. В эти дни состоялось наше знакомство с новым фашистским самолетом. Произошло это так. Я дежурил на посадочном «Т». Из боевого полета возвращалась группа самолетов первой эскадрильи. Я по привычке, установившейся у нас, пересчитываю машины и обнаруживаю, что одной нет. Неужели сбили? Неужели кто-то из летчиков погиб? Или он просто отстал? Или совершил вынужденную посадку?
Мрачное предчувствие оправдалось: не вернулся летчик Сигайло. Товарищи рассказывают подробности, с болью произнося имя друга.
Наши обнаружили над передним краем фашистскую «раму», которая вела разведку, а ее прикрывали четыре истребителя. Их вид был незнаком нашим летчикам, и это их несколько озадачило. Что за самолеты, какие у них возможности, боевые качества? Мы слышали, что немцы ввели новые машины на других участках, но нам видеть их еще не приходилось.
Замешательство было недолгим. Лейтенант Гура первым ринулся на незнакомые истребители. Те охотно приняли бой. В это же время Сигайло и Козловский атаковали раму. С первого захода Козловский убил или ранил немецкого стрелка, так как с «рамы» прекратился огонь. «Рама» очень маневренная машина, и фашистский летчик умело использовал это качество, бросая ее из стороны в сторону, чтобы больше не дать возможности нашим самолетам вести прицельный огонь.
Сигайло и Козловский сделали несколько заходов, но неудачно — снаряды и пули шли мимо «рамы». Тогда Козловский снизу под большим углом подошел к «раме» и хотел дать по ней очередь, но гитлеровец это вовремя заметил и резко на него развернулся. Самолеты пронеслись мимо друг друга.
«Рама» выскочила на Сигайло. Он открыл по фашисту огонь и так увлекся стрельбой, что не успел отвернуть. Поставил самолет на крыло, ударил этим крылом по балкам «рамы» и перерубил их. Тут же потерял половину своего крыла, и его самолет вошел в штопор.
Товарищи видели, как Сигайло выпрыгнул на парашюте. К нему ринулись тупорылые немецкие истребители. Это были новые самолеты — «Фокке-Вульф-190» (позднее мы их называли просто «фоккерами»). Немцы пытались расстрелять нашего летчика, но им помешали его друзья, которые отогнали их. Сигайло приземлился. Четыре гитлеровца не выдержали напора трех наших летчиков и ушли. А на земле догорали остатки рухнувшей и взорвавшейся «рамы».
Мы все надеялись, что Сигайло приземлился благополучно на нашей территории и вернется в свою часть...
После этого боя командир собрал летчиков и показал несколько снимков нового фашистского самолета, а также рассказал о всех его качествах. Нам стало известно, что немцы на наш участок фронта подбрасывают свежие авиационные части, вооруженные новой техникой. Вражеское командование готовило какой-то удар, и нам надо было быть начеку.
Когда совещание закончилось, меня отозвал в сторону Саша и протянул белый конверт.
— Читай!
Это было письмо из дому. Мать и сестра рассказывали о своей жизни, писали, что тревожатся за нас, желали нам боевых успехов и скорейшего окончания войны. В письме будто и не было ничего особенного, но в то время оно значило для нас очень много. Получить весточку из дому — что могло быть дороже, приятнее, радостнее для фронтовика! Белые простые листки дышали домашним теплом, родительской лаской. Они будили такую ненависть к врагу, оторвавшему нас и миллионы таких же, как мы, от мирной жизни и родных, что мы готовы были сейчас же вскочить в самолеты и бить, бить врага!