На ладони ангела - страница 64

Он лег рядом со мной на спину, широко раскинув ноги и руки. Я приподнялся на локоть, чтобы полюбоваться им. Американские плавки переливались в мягком свете нашего убежища. Диснеевский мышонок с юмором подчеркивал то, что не смог бы скрыть ни один купальный костюм, будь он даже скроен самым строгим монахом из монастыря Монт Кассен. Подвздошная ямочка, анатомический нюанс, к которому я испытывал бесконечную нежность, оставалась открытой с каждой стороны плоского живота. Ровное и спокойное дыхание ритмично наполняло его гладкую, как и его щеки, грудь. Ничто при виде этого тела, по которому скользили пробивающиеся сквозь колыхавшиеся на ветру листья солнечные лучи, не давало повода для мысли, что моего спутника обуревало какое-то особенное чувство.

Он лежал с закрытыми глазами, и я осмелился склониться как можно ниже над его лицом. Грезил ли я? Мне показалось, что он раскрыл губы, и в то же мгновенье его веки озарились легким мимолетным светом. Я приблизил вплотную свои губы. На этот раз я был уверен, что он пусть едва заметно, но все же протянул свои губы мне навстречу. Тогда я прикоснулся к ним в робком поцелуе, который неожиданно перешел в более глубокий. Если наши языки действительно встретились и соприкасались несколько мгновений, то я ни за что не взялся бы сказать, что инициатива исходила только от меня. Воспользовавшись тем, что я приподнялся на локоть, чтобы перевести дыхание, он высвободился и сел на песок, но без той характерной суеты, с которой хотят демонстративно отодвинуться на безопасное расстояние. И лишь только я сделал вид, что хочу протянуть к нему руку, он просто встал, стряхнул со складок своих плавок песок и спокойно зашел в воду. И все с таким естественным и безмятежным видом, что можно было подумать, что он спал, пока я склонялся к его губам, тогда как я был уверен, что даже и не помышлял прикасаться к ним.

Я и не думал сокрушаться из-за того, что наш дебют ограничился единственным поцелуем, когда уже и такой результат мне показался прекрасным и неожиданным. Я рассчитывал, что в последующие дни спокойно добьюсь более полного обладания. Мне было достаточно провести языком между губ, чтобы вновь ощутить невинную свежесть его первого поцелуя. Однако на следующий день, вместо того чтобы направиться к нашему тенистому убежищу, он свернул к месту общего купания, туда, где я когда-то спас Аурелию, и где теперь вовсю плескались ребята уже следующего за моим поколения. Я знал их только в лицо, часто встречаясь с ними в деревне, этих новых касарских мальчишек. Мои бывшие приятели здесь уже не появлялись. И у меня не было повода для опасений, что намек на наше прошлое поставит меня в затруднительное положение перед Свеном. Но подобная уверенность не могла сгладить чувство досады за утраченное убежище под ивой. Мне, несмотря на внутренне усилие, не удавалось скрыть упрека и обиды, которые Свен мог прочесть на моем лице, и на которые он отвечал своей неизменно ослепительной улыбкой.

— К чему было дарить мне такой красивый подарок, если я не могу его никому продемонстрировать? — казалось, говорил он мне своей улыбкой, еще не подозревая, на какое ужасное унижение был готов обречь желто-синий Микки Маус своего слишком гордого обладателя.

Мальчишки сразу же обратили внимание на новинку, снискавшую их одобрение. Одни, кривляясь и гримасничая, с восхищением показывали пальцем на яркую переливающуюся ткань, другие же скалили зубы или отворачивались, пытаясь скрыть чувство досады за прикрывавший их бедра бесформенный кусочек шерстяной ткани, который их матери связали, руководствуясь скорее практическим смыслом, нежели требованиями курортной высокой моды. Довольный собой и преисполненный радужных надежд, я думал, что если за подарок плавок я удостоился поцелуя, то произведенный этим подарком эффект должен был принести мне более ощутимые результаты.

Под предлогом изучения рисунка, один из пацанов отделился от ватаги, подошел вплотную к Свену, протянул руку, обхватил двумя пальцами его половой орган и нежно стиснул его, на что Свен, столь сдержанный и недоверчивый со мной, даже не попытался отвести его руку или отшагнуть. С моей стороны было бы крайне некрасиво выражать свою ревность, просто как человеку, который вырос на этих же пляжах Тальяменто, и для которого спонтанность мальчишеских жестов лишь подтверждала архаичный фриулийский миф, чудесным образом избежавший заразы греха и стыда. Но помимо моей воли сердце у меня защемило, и я вздохнул с облегчением лишь после того, как все, едва придя в возбуждение от изумления, вернулись каждый к своим делам, уже не обращая внимания на Свена.