На луче света - страница 18
Единственной его проблемой были отношения с людьми. Он ожидал, что каждый, даже звукорежиссёры и хореографы будут считаться с его безупречным вкусом и мнением. В конце концов, он стал настолько важным (в собственном сознании), что начал высказывать другим свои требования и, наконец, с ним стало настолько невозможно работать, что он был уволен руководством своей танцевальной компании. Когда эта новость распространилась, никто больше не стал брать его к себе. Закончилось тем, что он стал добровольным пациентом МПИ, когда его последний и единственный друг предложил ему обратиться за профессиональной помощью.
Внезапное улучшение произошло после одной продолжительной беседы с протом, который описал Рудольфу захватывающих дух красотой и грацией исполнителей балетоподобного танца, которых он видел на планете J-MUT. Он порекомендовал Рудольфу попробовать некоторые из движений, но для этого требовалась такая фантастическая скорость, тонкая согласованность действий и выворачивание конечностей, что Рудольф нашёл данную работу невозможной для исполнения. Он вдруг осознал, что не был величайшим танцором во вселенной. Голдфарб сообщила, что его предельное высокомерие исчезло незамедлительно и она думает переместить его в первое отделение. Возражений не было.
Бимиш, глядя на меня поверх своих крошечных очков, пошутил, что мы должны дать проту офис и отправлять всех пациентов к нему. Рон Меннингер (никакого отношения к знаменитой клинике) заметил, уже менее шутливо, что мне следует отложить лечение Роберта, пока прот не сделает всё, что сможет для других пациентов — мысль, над которой я так упорно ломал голову.
Виллерс напомнил нам, чтобы в течение следующего месяца или около того мы ожидали трёх уважаемых гостей, в том числе председателя нашего совета директоров, одного из состоятельнейших людей в Америке. Клаус не стал тратить слова на подчёркивание важности этого визита, предполагая, что мы покажем себя с наилучшей стороны в тот день, дабы усилить, упавшее ниже всяких ожиданий, финансирование нового крыла.
Когда мы разобрались ещё с несколькими вопросами, он объявил, что крупный телеканал предложил больнице здоровую сумму за эксклюзивное появление прота на одном из своих ток-шоу. Изумлённый этой смехотворной перспективой, я спросил, как они могли узнать, что он вернулся. Кто-то отметил, что эту тему уже подхватили в СМИ, включая одну национальную новостную программу. Я задался вопросом, не имеет ли Клаус к этому какое-либо отношение.
Дискуссия завершилась безрезультатно. Некоторые, как и я, думали, что будет нелепо позволить одному из наших пациентов давать интервью на телевидении. Другие, отметив, что прот один такой на весь мир и, что он, несомненно, будет в состоянии самостоятельно постоять за себя перед любым интервьюером, думали иначе. Безусловно, мы могли использовать эти деньги, но я думал, что мы только лишний раз нарвёмся на приключения на свои головы. Я отметил, что в нашей больнице было немало странных и интересных случаев, почему бы не снять сериал, основанный на каждой из этих историй? Виллерс, пропустив мою иронию мимо ушей, кажется, воспринял эту идею с большим энтузиазмом. Я прямо-таки мог видеть значки долларов в его глазах, сияющие словно падающие звёзды, пока он размышлял о потенциальной неожиданной удаче.
Вирджиния поймала меня после встречи. Она хотела знать, не желает ли прот запланировать встречу с парочкой других её пациентов. Она не шутила — Голдфарб никогда не шутит. Я заверил её, что обсужу с ним этот вопрос.
Если я съедаю на обед больше, чем творог и крекеры, мне сложно оставаться в сознании оставшуюся часть дня. Я с завистью наблюдал за тем как Виллерс уплетает огромную тарелку жареной говядины, различные виды овощей, булочки с маслом и пирог. Он сказал, что этого мало, проглотив свою еду и оставив пятна из точек соуса и корки пирога на своей козлиной бородке. Смотря ему вслед, я подумал: я многого не знаю об этом человеке, который держит свою личную жизнь при себе, но эти опущенные плечи я узнаю где угодно.
Клаус Виллерс парадоксален в высшей степени. Он иллюстрирует, как я полагаю, типичный образ психиатра — с характером холодным, решительным, аналитическим. Кажется, что ничто его не беспокоит. Я никогда не видел ни малейшего намёка на шок или удовольствие на его обветренном лице, изредка выражавшем хоть какую-то крошечную эмоцию. Однако, при всей грубости своего характера и откровенных мнений, он может быть мягким, как устрица внутри.