На острие меча - страница 17

О Гешеве в салонах и кофейнях болтали разное. Одни превозносили как великого мастера сыска, единственного «европейца» в службе ДС, применяющего неожиданные и тонкие методы. Другие ругали за неспособность и примитивизм, утверждая, что единственный способ, доступный ему для развязывания языков, — зверские побои и пытки. Невысокого роста, хорошо одетый, замкнутый, появляясь где-либо, он внушал страх. Даже не страх — ужас. Достоверно известно было, что он сильно пьет и почти всегда в одиночку. Иногда, во время допроса, приказывает принести в кабинет две бутылки ракии, предлагает арестованному бокал на брудершафт, чокается, шутит. Если с ним отказываются пить, агент для особых поручений Гармидол цо прозвищу «Страшный», звериной лапой разжимает рог, вливает в глотку стакан за стаканом. Гармидол — палач, садист. Сколько арестованных женщин изнасиловано им, скольким мужчинам переломал он кости, содрал ногти, выжег или вырезал метки на теле? Это известно только Гешеву. Иногда Гармидола используют для убийств, если против подозреваемого нет улик. У «Страшного» свой прием: подкараулит ночью на улице, переломит хребет и — кинжалом по шее, отсекая голову напрочь. В полицейской газетной хронике убийства приписывают «коммунистическим террористам».

Гешев… Мнения разные, но ясно одно: на посту начальника отделения «А» он пережил всех своих шефов, совершив стремительный подъем от безымянного сотрудника № 07179 до всесильного руководителя охранки. Не директор полиции Антон Кузаров, а он пользуется правом непосредственного доклада царю и бывает во дворце чаще, чем глава службы державной сигурности Павлов… Да, воистину Болгария подлинно демократическое государство, где покои либерального монарха доступны любому гражданину. Это цитата из «Зоры», редактор которой неожиданно показал себя в строках оных блестящим сатириком.

Так как же все-таки быть с друзьями Попова? Иван Владков. Совсем юнец. Пылкий, восторженный. Владков — зять Попова, Эмил ему доверяет. Сейчас Ивана мобилизовали, направив в секретную часть канцелярии пятого запасного батальона в Тырново. Самое удобное время прекратить с ним связь, но у Попова на этот счет, к сожалению, свое мнение, и вот итог: Владков по собственной инициативе прислал Попову сведения о штатном расписании батальона. С военной точки зрения данные стоят мало, с политической — круглый ноль. Пеев пожалел, что дал уговорить себя Эмилу, который, считая, что всякая информация нужна, включил ее в очередную радиограмму. Никифоров, узнав об этом, мрачно покачал головой: «Зачем засорять эфир, Сашо? Кроме того, если, не доведи господь, свалится беда, такая штучка подведет под смертную казнь». Пеев, знаток юриспруденции, и сам понимал это. Данные о дислокации германских войск, политические прогнозы, министерские новости, в первую голову интересовавшие Центр, в случае провала трудно было квалифицировать как шпионаж, наносящий прямой ущерб Болгарии. С обвинением по статье 681 можно будет бороться, и любой сколько-нибудь уважающий себя юрист поколеблется класть их в основу смертного приговора. Испанец не раз и не два обращал на это внимание Пеева, предостерегал: не дайте повода обвинить себя в работе против болгарской армии и, следовательно, Болгарии, как таковой. Радиограммы о политике и немцах в худшем случае позволят приписать вам «работу против третьей державы для третьей державы». Формула гибкая, здесь для грамотного юриста — простор.

Злополучная радиограмма о штатном расписании — несомненная ошибка. Ни в коем случае нельзя было идти на поводу у Попова. Учтем! Это было в первый и последний раз.

Настольная лампа позолотила переплет «Бай Ганю». Пеев потянулся к ручке, но раздумал. Откинулся в кресле и закрыл глаза. «Думай, Сашо, думай! Ты отвечаешь за все!» Кто там еще в группе Попова?

Один из друзей Попова подбил его принять участие в изготовлении бомб для партизан; «Эльфа» и квартира Попова превратились в пиротехническую мастерскую. Пеев поговорил с Эмилом. Самым суровым тоном, каким мог, объяснил, что у них принципиально иные задачи, но по глазам парня видел, что не убедил его. Правда, Попов пообещал перенести бомбосборочную в другое место, но можно ли быть уверенным, что он сделает это? Хуже всего, что там же, в «Эльфе», установили ротатор, печатают антифашистские листовки. Какая уж тут конспирация!