На острове нелетная погода - страница 42
— Вы учитесь не фотографировать, а уничтожать противника, — отчитывал он провинившихся летчиков. — Почему вы атаковали только с задней полусферы, на попутных курсах? Легче так? А в бою тоже будете выбирать положение?.. Современное оружие позволяет бить врага под любым углом, и надо учиться этому…
Синицын наш — заместитель командира полка, а командиром эскадрильи стал капитан Дятлов. Теперь все на своих местах. И учение пошло интереснее. Только нет с нами Юрки. Месяц назад он уехал в Москву. Провожали его почти все летчики третьей эскадрильи; разумеется, и мы с Геннадием. С нами были Инна и Дуся. Юрка шутил, смеялся, а в светло-серых глазах его была тоска, глубокая и неизгладимая. Он думает устроиться на завод и учиться в юридическом институте. Не представляю себе, каким Юрка будет судьей или прокурором…
— Двадцать первый, увеличьте скорость и высоту полета, аэродром закрыт туманом.
Такие явления здесь не редкость. Коварный океан часто устраивает нам испытания.
— Двадцать первый, как у вас с топливом? — запрашивает через несколько минут Синицын. Сегодня он особенно озабочен.
Я смотрю на топливомер. Стрелка недалеко от нуля. Поблизости есть аэродромы, но они восточнее нашего, и туман закрыл их раньше.
— На пределе, — докладываю я.
— Внимательно следите за высотой, — советует Синицын. Голос его спокоен и властен. — Строго выполняйте наши команды.
Значит, туман опередил меня.
— Займите эшелон шестьсот… Разворот на девяносто влево. Снижайтесь до четырехсот… Выполняйте третий…
Третий разворот. Начинается самое трудное. Аэродрома не видно. Надо точно выйти в створ посадочных знаков, правильно рассчитать и выдержать линию снижения, не потерять преждевременно скорость и высоту. Кругом сопки. Туман окутал их и запрятал, как море подводные рифы. Малейшая ошибка — и поминай как звали. Но думать об этом некогда. Все внимание — приборам.
Четвертый разворот. Отсюда обычно хорошо видны два ряда посадочных огней. А сегодня кругом чернота, будто земля залита тушью. В кабине тускло мерцают приборы. Высота триста метров. В последний раз мигнули звезды и исчезли в непроглядной пелене тумана. Я держу стрелки радиокомпаса и гирополукомпаса на нуле — точно по посадочной полосе. Высота уменьшается метр за метром.
— Двадцать первый, идете левее, — сообщает руководитель посадки.
«Что-то он ошибается, — смотрю я на стрелки. — Приборы не обманывают».
В этот момент пелена оборвалась, внизу, в мощных лучах прожектора, я увидел полосу. Но доворачивать поздно. Энергично увеличиваю обороты двигателя, беру ручку на себя. Истребитель с ревом снова врезается в пелену.
«В чем дело? — пытаюсь я понять свою ошибку. — Все сделано правильно, приборы показывали…»
— Проверьте ГПК[1] по компасу, — советует Синицын.
Точно! Перед третьим разворотом я не сличил показания ГПК с компасом, расхождение в пять градусов. Команды руководителя посадки были правильными.
Повторяю заход. От напряжения по лицу льет пот.
Зазвенел звонок ближайшей приводной радиостанции. И ни одного огонька!
— Идете правильно, — как бы поняв мое беспокойство, подсказал руководитель посадки.
Стрелка высотомера отсчитывает последние метры. Как они дороги в этот момент летчику!
Расплывчатый свет врывается в кабину. Передо мной посадочная полоса. Убираю обороты двигателя. Колеса будто прилипают к бетонке и, шурша, катятся вдоль огней.
Земля. Как она мила и как бывает порой беспощадна!
С аэродрома мы идем втроем: я, Геннадий и Дятлов. Теперь мы живем в одном доме: мне дали отдельную комнату. Инна переехала ко мне, она перешла работать в районную больницу.
Еще издали вижу свет в окне, Инна поджидает меня. Придется отругать: два часа ночи, а ей рано вставать на работу. И так вот всегда. Но на душе у меня тепло и радостно.
— Твоя опять не спит, — кивает на окно Дятлов. — Так и не расписался с ней?
— Нет.
Мы действительно все еще не расписались: никак не выберем свободного времени. То Инна занята, то я.
— Романтики, — ворчит Дятлов беззлобно. — Все хотят по-новому. Вроде и своя и чужая, — острит он. — Вот я ей завтра скажу, что ты специально перед командировкой не расписываешься, холостяком хочешь там слыть.