На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД - страница 19

Труды Якова Лейбовича не пропали даром: Изя окончил гимназию и подался на юридический факультет Одесского университета, а его брат Гриша поступил в консерваторию. Тут грянула Первая мировая война: студенты бросали учебу и уходили сражаться «за веру, царя и Отечество». Изя царя ненавидел, а потому воевать не хотел. Стал скакать с факультета на факультет, «чтобы не попасть на службу в царскую армию и этим самым на фронт» [1]. Жил припеваючи: пока сверстники проливали кровь и кормили вшей в окопах, он совершенствовался в картежных играх и распутничал. Так, за преферансом, под звон бокалов, в табачном дыму и встретил 1917 год.

Началась катавасия: одна власть меняла другую с молниеносной быстротой. Наконец, Врангель в последний раз призвал под российские знамена добровольцев. Брат Гриша от мобилизации уклониться не сумел: попал в Белую армию, где сошел с ума и очутился в желтом доме. Изя от службы опять отвертелся и продолжил веселое времяпрепровождение. В те смутные годы он остерегался иметь какие-либо взгляды, хотя, как утверждал позднее, «туманно-революционно был настроен, как переживший много мытарств, будучи евреем, от царского правительства» [1].

Неведомо, приветствовал входящих в Одессу красноармейцев «туманно-революционно настроенный» Изя или нет, но почуял: Советская власть пришла надолго, если не навсегда. Склонный к аферам отец сразу же попался на взятке и загремел под суд, однако как-то выпутался из этой истории и укатил за границу – в Румынию. Там сколотил трест и стал диктовать хлебные цены на бессарабском рынке. Разъезжал на автомобиле и был в милости у сторонников генерала Авереску.

Оставшемуся в Одессе сыну было предложено потрудиться на благо народа:

«В ответ на предложение я заявил, что поступить на службу после той борьбы, которая уже совершилась, это называется: “загребать жар чужими руками”. Я решил, что если я не внес свою лепту в подпольную большевистскую работу, которая протекала перед моими глазами, то я должен взять на себя риск и поработать в подполье, что, безусловно, меня закалит – с одной стороны, и с другой стороны – окупит мою вину в моей прошлой пассивности» [1].

Проще говоря, Изя связался с чекистом Гольднером и, расписав ему свои заграничные родственные связи, напросился в «разведчики». Весной 1921 года он тайно переправился через Днестр с весьма неопределенным заданием и очутился у отца. С порога заявил, что «бежал от большевиков».

Однако в Румынии ситуация тоже была непростой: после авересканцев к власти пришли царанисты, а потом – либералы, которые взяли да и аннулировали договоры предшественников. Яков Лейбович оказался без поддержки: трест лопнул.

Ну куда деваться? Отец с сыном вернулись в Одессу. Изя сразу же доложил в Чека о британских и итальянских военных кораблях, которые разглядел в Констанце, и по просьбе Гольднера стал работать контролером на Одесском рынке. В это время с ним произошла пренеприятная история: он нахамил своей жене Фриде. Вообще-то, Изя и раньше не отличался вежливостью, но тут дело приняло крутой оборот: оскорбленная Фрида подала в суд, и хама приговорили к тюремному заключению на месяц.

Чекист Израиль Чоклин. Фотография 1930-х годов

Наверно, тюрьма и натолкнула нашего героя на мысль, что лучше сажать за решетку, чем сидеть за ней. Однажды Изя упросил Гольднера, и тот на тетрадном листке написал:

«Тов. И.Я. Чоклин известен мне лично по совместной подпольной работе в Румынии как честный самоотверженный работник».

Разведясь с женой, Изя уехал в Ашхабад – к сестре Любе. Люба была чекисткой и ходила в кожанке. Предъявив гольднеровскую бумажку и наговорив с три короба о своем блистательном вояже в запредельную страну с особо важным заданием, бывший одессит устроился в Туркменскую чрезвычайку и получил должность уполномоченного в секретном отделе.

Однако сослуживцы вскоре его раскусили, и начальник отдела Диментман в характеристике подчеркнул: «нуждается в постоянном руководстве, есть очень вредные уклоны и стремления к партизанщине», «признавать свои ошибки не любит», «отношение к товарищам по службе и подчиненным по работе скверное», «к недостаткам можно отнести карьеристические замашки, особых достоинств нет».