На пажити Богоматери. Монахиня Алипия (Авдеева) - страница 2
Из всех даров Духа Святого дар прозорливости наиболее труден для понимания. А у Алипии вся земная жизнь прошла в служении человечеству тем даром, который ей дал Податель всего благого.
Мы только сейчас начинаем догадываться о том, что Бог хотел открыть человечеству устами блаженной Алипии.
Ниже мы делаем только первую попытку систематизировать те воспоминания, которые еще свежи в памяти ее духовных чад. Но предстоит еще работа не одного поколения, чтобы дать настоящую оценку тому чуду, какое есть для нас блаженная Алипия. Человечество всегда испытывало трепет от общения с пророками и прозорливцами. Но кроме личного страха знать свою судьбу, мы не вполне еще понимаем, для чего Бог открывает нам грядущее. Может быть, это звучат слова древнего Ионы, чтобы мы покаялись и тем самым избежали бедствий. Или, может быть, так Бог учит нас не надеяться на благо и злато, а искать Царствия Божия. Может быть, пророчеством Бог ведет наши души туда, где нет ни времени, ни пространства, туда, где будущее уже свершилось? Кто знает? Оставим будущим поколениям решать то, что мы еще не вполне осознаем и обратимся к воспоминаниям об удивительной жизни блаженной монахини Алипии.
Воспоминания
Инны Александровны
Мне было лет 12 или 13, когда мы с мамой вернулись в Киев из эвакуации. Это было в 1947 году. И стали ходить к отцу Дамиану в Киево-Печерскую Лавру за советами, наставлениями, прося его святых молитв. Тогда же мама мне указала на худенькую, стройную женщину, аккуратно причесанную; длинные каштановые волосы были у нее заплетены в косу вокруг головы «корзинкой». Мама сказала, что ее зовут Липа, живет она в овраге за лаврской оградой прямо под открытым небом, проводит ночи без сна в непрестанной молитве. По лицу Липы трудно было определить ее возраст, – она не была молодой, какой казалась при взгляде на ее стройную, утонченную фигуру. Иногда она виделась мне пожилой, видимо тогда, когда я встречала ее после тяжелых, холодных, бессонных ночей и изнуряющих плоть молитв.
У Липы был необыкновенно глубокий, чистый, теплый, ласковый, любящий взгляд светло-серых очей, которые делали ее молодой, преображая до девочки-подростка.
Мама очень почтительно относилась к Липе, разговаривала с нею. Духовным отцом Липы был наместник Лавры, архимандрит Кронид. По воспоминаниям самой матушки Алипии, он был строг к ней: когда заканчивалась служба в церкви, он подходил к ней, давал сухарей и говорил: «Ну что, нагрелась? Ешь и иди спасайся». Она, послушная своему духовному отцу, покорно удалялась к большому дереву, забиралась в дупло, в котором можно было, только полусогнувшись стоять. Когда же зимой снег заметал дупло так, что из него нельзя было выбраться, она не шла в церковь, отец Кронид сам пробирался к ней, приносил в мантии сухарей, окликал: «Ты не замерзла?» Оставлял приношение и свое неизменное слово «спасай-ся» и уходил в Лавру, оставляя подвижницу на попечение длительной, зимней ночи. Жутко было в глубоком овраге. Под самое дупло приходили и выли голодные бродячие собаки, мороз сковывал полусогнутое неподвижное тело. И только непрестанная Иисусова молитва утешала, укрепляла и согревала.
Так продолжалось до 1954 года, когда скончался духовный отец и наставник Липы архимандрит Кронид.
Я, тогда еще совсем ребенок, видела необычайную простоту, доступность, душевную теплоту Липы. Она всех любила, жалела, ни на кого не обижалась, хотя ее многие обижали своим непониманием того тяжкого креста, который она взяла на свои хрупкие плечи.
По внешнему виду она походила на странниц, которых в первые послевоенные годы в Киево-Печерской лавре было очень много. В простой, скромной одежде, она была всегда аккуратной, чистой. От нее не исходило никакого неприятного запаха, какой бывает обычно от людей странствующих, ночующих на вокзалах, долго не моющихся. Для меня до сих пор остается загадкой: как Липе удава- лось сохранять свою внешнюю чистоту, красоту и привлекательность, не имея крыши над головой. В ней не было ничего отталкивающего. Три года проводя ночи в дупле большого дерева, не имея пищи, она никогда не роптала, не просила милостыни, питаясь тем, что люди сами ей давали, и от того часто оставалась без пищи.