На перекрестках Вселенной - страница 30

Далее просто процитируем В.Козакова:

«…В стальных кованных канделябрах горели свечи. Горели разноцветными огнями. Стол накрыт, расставлены напитки и… лёгким взмахом, каким-то пассом Мазини гасит свечи. Какое-то мгновение стоит абсолютная тьма, но вот уже огненной змейкой скользит между кубков на столе ручная ящерка. Потом вспыхивают пятна холодного света на стенах: белые, красные, жёлтые. Люди начинают различать друг друга, посуду на столе, различать цвета вин. Десятки раз Мазини принимал юношей в своей «пещере», и всегда их поражал этот медленно разгорающийся холодный свет на стенах, который исходил от красок. Особенно любопытным был Леонардо.

— Объясни, — просил он.

Но Томмазо только улыбался».

И ещё один фрагмент: «…Томмазо осветил нишу. В ней стоял металлический сундук. Легко открыл крышку Мазини. Сундук был доверху наполнен пергаментными свитками».

До нашего времени дошло немало легенд про Томмаззо Мазини. Из них следует, что он много лет путешествовал по Ближнему Востоку, где был признан мудрецами и правителями, но вернулся от них без золота и драгоценных камней.

Но с сундуком, наполненным древними пергаментами.

За то, что, возвратившись с Востока, он стал заниматься алхимией и чёрной магией, в народе его прозвали Заратустрой, в честь легендарного мудреца персов. Но молчаливым стал Томмазо, а работы его — секретными. Дружба с Мазини у Леонардо да Винчи началась, когда ему не исполнилось ещё и 19 лет. Особо отметим, что модели изобретений Леонардо… тоже делал Томмазо Мазини. Он же, между прочим, «узнал не только о культе обожествления Солнца, но и тайну превращения свинца в золото».

Кстати, уже в наши дни в Копенгагене нашли фламандскую рукопись 1325 года, в которой имеется… эскиз летательного аппарата — геликоптера. Автор неизвестен. Но подобный геликоптер изображён и на эскизах Леонардо да Винчи. Комментарий к вышесказанному можно было бы коротко сформулировать так: «Мы имеем дело действительно с гением-одиночкой, либо с одиночкой, который выступает от лица некоей группы лиц».

А в 1600 году в Риме погиб на костре инквизиции Джордано Бруно. Факт известный. На протяжении многих лет из книг, спектаклей и кинофильмов, а также лекций перед нами представал облик передового мыслителя, атеиста, который впервые поднялся к таким высотам мысли и с подножия костра провозгласил, что «…существуют бесчисленные земли и бесчисленные солнца…».

Нужно сказать, что всё это не более, чем лживая идеологическая утка. Единственная правда — сам факт сожжения.

В действительности неординарный мыслитель Джордано Бруно не был атеистом ни одной секунды! Не был он и материалистом. В молодости Джордано обучался… на инквизитора. Он был монахом Доминиканского ордена.

А вот потом действительно что-то произошло с Бруно, который должен был бы беспощадно преследовать чернокнижников-алхимиков. А он вдруг сделался ревнителем «герметической науки». Сейчас известны восемь его трактатов, посвящённых Луллиевому Искусству, иначе говоря — алхимии!

В своё время, как образованный доминиканец, он имел возможность ознакомиться с работами тех, кого инквизиция превратила в пепел в самом прямом смысле этого слова. Труды сжигаемых католическая церковь, пусть и в единственном экземпляре, но сберегала тщательно. Да что и говорить… Даже в наши дни то, что становится известным относительно трудов Папской Академии наук Ватикана, поражает. Уровнем работ, их размахом, тем упорством, с которым они проводятся.

Так что юный Джордано Бруно имел достаточно возможностей, чтобы получить «информацию к размышлению».

Исследователей, кстати, в этом вопросе несколько настораживает ещё такой факт. Джордано, с момента ареста и до момента казни, находился в тюрьме около восьми лет. Но уже в день ареста, с точки зрения инквизиции, «материала» на него было столько, что его можно было отправлять на костёр хоть на следующий день.

Так что же произошло, чего так долго добивалась от него (и не смогла добиться) католическая церковь?

Вот и получается, что и Леонардо да Винчи, и Джордано Бруно, и Исаак Ньютон прежде всего, выходит, опытные алхимики, приверженцы этой древнейшей области человеческого знания. Той самой, про которую у нас говорить иначе, чем с кислой миной, сарказмом и даже презрением было просто не по научному.