На перепутье - страница 3

— Согласен, — кивнул Олфайри.

Бесконечное число миров встречалось в Провале, как и в любой точке пространства— времени. Однако только Провал позволял осуществить переход из одного мира в другой, благодаря имеющимся там механизмам. Паутина туннелей мгновенного перемещения пронизывала структуру пространства. А Пересадочная станция являлась ее центром. Тот, кому удавалось убедить диспетчеров в том, что он имеет право на транспортацию, оказывался на нуждой ему планете.

Бесконечность есть бесконечность. Туннели могут удовлетворить любую потребность, Но для практических цел ей. лишь две-три дюжины планет представляли собой какой-либо интерес, так как их связывали общие цели и пути развития.

На одной из них умелые хирурги могли излечивать пораженное раком, горло. Со; временем методику операции передали бы на Землю в обмен на что-то не менее ценное, но Олфайри не мог ждать. Он заплатил назначенную цену, и диспетчеры Пересадочной станции отправили его на Хиннеранг.

И снова Олфайри не почувствовал, как черная дыра поглотила его. Франко любил новые впечатления, и ему казалось несправедливым, что человека сжимают до нулевого объема и бесконечной плотности, а он ничего не ощущает. Вновь для Олфайри создали умирающую звезду, и туннель черной дыры вынес его в лабораторию на Хиннеранге.

Там, по крайней мере, Олфайри видел, что находится на другой планете. Красноватый оттенок дневного света, четыре луны в ночном небе, сила тяжести в два раза меньше, чем на Земле. Казалось, он может подпрыгнуть и сорвать с неба один из четырех плывущих по нему сияющих шаров.

Хиннерангийцы, невысокие угловатые существа с красновато-коричневой кожей и волокноподобными пальцами, раздваивающимися в каждом сочленении так, что на конце образовывался пушистый венчик из тоненьких щупалец, говорили низкими глухими голосами, а их язык напоминал Олфайри наречие басков. Однако маленькие приборчики сразу переводили непонятные звукосочетания на язык Данте. Переводные устройства произвели на Олфайри гораздо большее впечатление, чем сам Провал.

— Сначала мы избавим вас от боли, — сказал хирург.

— Блокируете мои болевые центры? — спросил Олфайри. — Перережете нервные пучки?

Ему показалось, что хирурга позабавили его вопросы.

— В нервной системе человека нет болевых центров. Есть лишь рецепторы, которые принимают и классифицируют нервные импульсы, поступающие от различных органов. А затем реагируют в соответствии с модальностью полученного сигнала. Боль — всего лишь обозначение определенной группы импульсов, не всегда неприятных. Мы изменим контрольный орган, принимающий эти импульсы так, что они не будут ассоциироваться с болью. Вся информация по-прежнему будет поступать в мозг. Но вы перестанете чувствовать боль.

В другое время Олфайри с удовольствием обсудил бы с хирургом нюансы хиннерангийской болевой теории. Теперь же его вполне устраивало, то, что боль исчезнет.

И действительно, ее не стало. Олфайри лежал в люльке из какого-то клейкого, похожего на пену материала, пока хирург готовился к следующему шагу: удалению поврежденных тканей, замене клеточного вещества, восстановлению пораженных опухолью органов. Олфайри свыкся с блестящими достижениями техники, тем не менее, операции хиннерангийцев представлялись ему чудом. Вскоре от его шеи остался лишь тонкий слой кожи. Казалось, еще одно движение луча-скальпеля — и голова Олфайри отделится от тела. Но хирург знал свое дело. Когда операция закончилась, Франко мог говорить сам, без помощи вживленного прибора. Он вновь обрел гортань, голосовые связки. И сердце его гнало кровь по новым органам.

А рак? С ним покончено?

Хиннерангийцы не успокоились. Они охотились за дефектными клетками по всему телу Олфайри. Он узнал, что колонии раковых клеток обосновались в его легких, печени, кишечнике. Врачи потрудились на славу. Они удалили Франко аппендицит и подлечили почки. Потом его послали на отдых.

Олфайри дышал воздухом Хиннеранга и наблюдал за четырьмя лунами, выполняющими фигуры странного танца среди незнакомых созвездий. Тысячу раз в день прикладывал он руку к шее, еще не веря теплу вновь обретенной плоти. Ел мясо неизвестных животных и с каждым часом набирался сил.