На похоронах Хайли Лайкли никто не плакал - страница 4
– Я здесь хозяйка, – улыбнулась старушка, – и я решаю, что надо, а чего не надо.
Только тут следователь её разглядел. Она была маленькая, сухенькая, в круглых очках, которые придавали ей сходство с мудрой совой, сидела она в кресле качалке у окна и внимательно его рассматривала. С участковым она, по-видимому, была неплохо знакома, так как кивнула ему приветливо, – здравствуй, Миша!
– Здравствуйте, Февронья Фёдоровна! Я к вам тут следователя привёл. Поговорить надо.
– Проходите, присаживайтесь вон к столу.
В середине комнаты и впрямь стоял небольшой столик, застеленный льняной скатертью, расписанной ромашками и васильками.
А вокруг него стулья с высокими спинками.
Эта скатёрка с полевыми цветами почему-то растрогала следователя до глубины души.
Может потому, что его мать тоже любила льняные скатерти, полотенца и чехлы. А может потому, что от этой комнаты повеяло, казалось, забытым, но таким светлым детством.
Сглотнув комок в горле, он представился, – меня зовут Александр Романович Наполеонов, я следователь.
– А мама, наверное, зовёт вас Шурой, – внезапно произнесла старушка.
Щёки Наполеонова зарумянились.
– Да, это я так к слову, не обращайте внимания, – улыбнулась она ласково, – зовут меня Февронья Фёдоровна Полякова. Вы присаживайтесь.
Участковый неуклюже разместился за столом. А Наполеонов взял стул и поставил его рядом с креслом хозяйки.
– Вы ведь давно живёте в этом доме? – спросил он.
– Да, с тех пор, как его построили и заселили.
– Наверное, вы знаете почти всех жильцов этого дома?
– Без почти, – улыбнулась женщина.
– Что?
– Знаю не почти всех, а просто всех.
– Это хорошо, – кивнул Наполеонов.
– Значит, вы и Терезу Вениаминовну Майскую знали?
– Да, когда они с родителями здесь поселились, Терезе было два года.
– Вы и родителей её помните?
– Конечно.
– А где они сейчас?
– Мать Терезы недавно умерла и оставила ей хорошую квартиру.
– То есть мать Майской с ней не жила?
– Не жила.
– И с каких пор?
– Тереза, как раз собиралась первый раз замуж и её мать переселилась к своей двоюродной сестре. Та была женщиной одинокой и хворой. Когда её не стало, квартира стала собственностью матери Терезы. В ней она и жила.
– То есть с дочерью не съехалась.
– Нет, она не желала жить с зятьями и по-моему поступила очень разумно.
– Вполне, – согласился следователь.
– Но с дочерью она продолжала поддерживать отношения?
– Естественно. Тереза покупала матери последнее время продукты и часто ездила к ней. Даже ночевала у неё по нескольку раз в неделю.
– То есть Майская была хорошей дочерью?
Полякова задумалась, а потом ответила, – мне трудно дать вам однозначный ответ. Тереза порой сильно ссорилась с матерью, но когда та заболела, не бросила её, помогала и заботилась.
– А что вы знаете об отце Майской? Он жив?
– Это мне неизвестно. Отец Терезы сбежал от жены очень давно, когда Терезе было 10 лет.
Лично я помню его человеком праздником. Настроение у него ухудшалось только при виде жены. Друзья и соседи звали его Витамин Витаминович, уверяя, что общение с Вениамином действует на людей так же благотворно, как витамины при авитаминозе.
– Но семейная жизнь у Майских закончилась крахом, несмотря на чудесный характер мужа? – спросил Наполеонов.
– Увы, – вздохнула Февронья Фёдоровна. – На жену и дочь Вениамину подействовать не удалось. Он долго терпел, но однажды ночью соседи услышали крики и увидели Вениамина, убегающего в трусах и майке с одним чемоданом в руках.
Впрочем, и чемодан Вениамин утратил, когда жена, как разъярённая фурия стала нагонять его. Вениамин кинул чемодан жене под ноги, она споткнулась об него и упала, чемодан раскрылся. Пока жена собирала его, надеясь найти деньги Вениамина, сам Вениамин успел убежать.
В чемодане же были только две старые майки, рубашка, пара трусов и три пары заштопанных носков. Жена на Вениамине экономила, считая, что он вполне может обходиться и заштопанными вещами.
Люди говорили, что девочка проснулась от криков родителей, – продолжала Полякова, – и, выбежав на улицу, побежала вслед за отцом. Но, увы, когда Тереза добежала до дороги, она обнаружила возле бровки, только стоптанные тапочки отца.