На поле Куликовом - страница 2
«Если осажденный город не сдастся прежде того, как начнут метать стрелы и камни, то по взятии вырубить оный» — так учили монгольские ханы, и правило это свято исполняли их войска.
>Батый. (С китайского портрета).
Часть Батыевых сил двинулась к Средней Волге, победила мордву и сожгла главный город Булгарского царства близ устья Камы. Остальная орда, пройдя Половецкую степь, разбив кабардинцев и половцев и сделав набег на Чернигов, осталась кочевать на притоках Дона, у рубежа Рязанской земли.
Батый решил напасть на северо-восточную Русь зимой, когда деревья уже сронили лист и в лесу легче избежать засады, когда болота и тони замерзают, а снег заносит крепостные рвы, облегчая взятие городов.
И вот легла зима. Пришли по санному пути к рязанским князьям Юрию и Олегу татарские послы и сказали:
— Дайте нам десятину (десятую часть) от всего, что имеете: от людей, оружия и коней.
А коней потребовали разных: белых, вороных, бурых, рыжих и пегих, потому что отряды татарской конницы различались по цвету мастей.
Рязанские князья выехали навстречу вражеской рати и отвечали:
— Когда нас всех не будет в живых, тогда все ваше будет.
После этого орда хлынула потопом на Рязанскую землю «в бесчисленном множестве, как саранча».
Напрасно Юрий Рязанский просил Юрия Владимирского: «Или сам бы пришел, или воинов своих прислал», — князь не сделал ни того, ни другого. Не помогли и северские и черниговские князья, не простившие рязанцам их отказа участвовать в битве на Калке. Не поддержанное никем, мужественное рязанское ополчение было разбито, и татары в декабре осадили Рязань.
Этот город находился в тридцати двух километрах по Оке от Рязани нынешней, называвшейся тогда Переяславлем Рязанским. Это была Старая Рязань.
Татары приступили к ней со стенобитными машинами, осадными лестницами и целыми отрядами метателей огня.
Горожане отчаянно защищались, но на шестой день осады враг разбил деревянные стены таранами и сквозь дым и пламя ворвался в город. Тысячи мужчин, женщин и детей были убиты. Одних рассекали мечами, других для забавы расстреливали из луков, третьих связывали и бросали в огонь.
Когда весь город был обращен в пепел и на пожарище не осталось «ни стонущего, ни плачущего», орда ушла дальше, за Оку.
ЛЕГЕНДА О КОЛОВРАТЕ
По преданию, в это самое время приехал в свой родной разоренный город рязанский боярин Евпатий Коловрат.
Сердце его сжалось при виде чудовищного разгрома. Быстро собрал он в окрестностях города тысячу семьсот человек и с небольшой этой дружиной бросился догонять орду.
Русские настигли татар в Суздальской земле, внезапно налетели на них и начали сечь без милости. Они рубили их так, что мечи рязанские тупились. Тогда дружинники хватали мечи татарские и поражали ими врагов.
Старинная «Повесть о разорении Рязани Батыем» говорит, что татары стояли, как пьяные; им казалось: это рязанские мертвецы восстали. С трудом смогли они захватить пять смельчаков, изнемогших от ран.
Их привели к Батыю, и хан спросил, кто они.
— Мы слуги князя Рязанского, — ответили пленные, — а воины Евпатиева полка. Нам велено проводить тебя с честью, как русские обычно провожают от себя чужеземцев: стрелами и копьями.
Тогда Батый послал шурина своего, Таврула, с сильным отрядом, чтобы уничтожить горсть храбрецов.
Предание говорит, что Таврул и Евпатий съехались один-на-один, но Коловрат, «исполин силою», рассек противника надвое «до седла».
Татары ничего не могли сделать с отважной дружиной. Только окружив ее и поставив на сани до ста метательных орудий, засыпав рязанцев камнями и стрелами, удалось им убить Коловрата и почти всех его людей.
Тогда собрались татарские мурзы во главе с Батыем и, оглядывая раненых пленников, стали говорить:
— Мы со многими царями во многих странах сражались, а таких удальцов не видали. Это люди крылатые и бессмертные — так крепко и мужественно они бьются: один — с тысячею, а два — с тьмою[2].
А Батый сказал:
— О Евпатий Коловрат, здорово ты со своею малою дружиной меня пощипал, многих богатырей моих побил, и множество воинства моего от твоей руки шало! Если бы такой, как ты, у меня служил, держал бы я его против самого своего сердца.