На поле Куликовом - страница 8
Уже на сторону татар склонялась победа. Уже раздавались их веселые гортанные клики…
Но вот солнце переместилось в небе, и в другую сторону потянул ветер. В то же время расстроенное левое крыло русских и теснившая его татарская рать поравнялись с местом, где стояла засада.
— Теперь наше время! — воскликнул Боброк и вытащил меч из ножен.
Запела труба. И, как соколы на журавлиную стаю, ринулись русские на татар.
Предание говорит, что Боброк, выводя своих людей, предостерегающе заметил:
— Это вам не московские ваши сладкие меды и великие места!
Слова его означали, что теперь не время спорить за честь и место, как это бывает на пирах боярских. Надо забыть обо всех обидах и спасти родину от врага…
И засадный полк, придя на помощь главной рати, добыл победу в течение часа. Орда, не ожидавшая натиска, дрогнула и под напором всего русского войска стала отходить.
На спуске с Красного холма, допятившись уже до своих таборов, татары, подкрепленные дружинниками самого Мамая, остановились было и снова завязали бой. Но русские сбили их с поля и начали с флангов охватывать противника.
Тогда закричали татары:
— Горе нам! Они оставили самых удалых князей и воевод в засаде! Наши же руки ослабели, и колени оцепенели, и кони наши утомлены. Кто может против них устоять? Горе тебе, великий Мамай! Всех нас погубил ты напрасно!
Орда обратилась в бегство. Загрохотали телеги. С ревом помчались волы и верблюды. Мамай, его мурзы и остатки дружины на свежих конях бросились в степь…
К вечеру более сорока километров до реки Красивой Мечи было устлано татарскими трупами. Русские преследовали врага до ночи. Много татар погибло при переправе, и лишь немногие из них выбрались на другой берег реки.
Враг был разбит. Были разбиты и бежали все его наемные отряды. Узнав о поражении Мамая, бежали «не путем, не дорогою» и Ягайло со своими шведами и жмудинами, и рязанский князь Олег.
Тем временем князь Владимир Андреевич «стал на костях» — так говорилось в старину о победителе, занимавшем поле сражения.
На месте побоища победно трубили трубы. Развевалось черное великокняжеское знамя.
Со всех сторон съезжались к нему русские воеводы и князья.
Самого же Дмитрия нигде не было видно. Долго искали князя, но поиски были тщетны.
Наконец два костромских воина, Сабуров и Хлопищев, нашли его. Без памяти лежал Дмитрий под срубленным деревом, накрытый листвою. Доспехи князя были иссечены, но крепкие шлем и броня спасли его от глубоких ран.
>Дмитрий Донской на Куликовом поле. (С картины О. Кипренского).
Семь дней провели победители на Куликовом поле, хороня убитых героев в братских могилах. Семь дней стучали топоры в окрестных дубравах: многие воины мастерили гробы-колоды, чтобы увезти своих павших товарищей и предать их тела родной земле…
Русская рать возвращалась со славой и богатой добычей. Сто сорок лет позорного ига были сброшены великим народом в течение одного дня.
Крестьянские парни, девушки и ветхие старики стояли по обочинам дорог и низко кланялись славному войску. Народ спокойно свез с полей урожай, на который недавно зарились чужеземцы. Весть о победе летела по землям. Неслись над свободною от врага Русью легкие быстрые облака…
По народному сказанию, татары после проигранной ими битвы стали говорить:
— Уже нам, братья, в Русь войной не хаживать, а выхода нам у русских людей не прáшивать.
И хотя они еще целых сто лет «хаживали» на Русь и «прáшивали» у русских людей «дани-выходы», но уже не могли угнетать их по-прежнему и боялись встречи с ними в открытом, бою.
Не пытались больше скрестить оружие с русскими и генуэзцы. В том же 1380 году, по-видимому, за участие в Куликовской битве золотоордынский хан закрепил за ними все крымское побережье. И хотя плата наемникам оказалась высокой, они, вспоминая об этом походе, называли его «несчастнейшей войной»…
Благодарный народ назвал князя Дмитрия — Донским и Владимира Серпуховского — Храбрым. Эти князья совершили подвиг, нанеся страшный удар могуществу Золотой Орды.
Все народы, подвластные татарским ханам, воспрянули духом после Куликовской победы.
Значение ее было огромно.