На пороге юности - страница 52

Перед мысленным взором Олега возник образ Настасьи Семеновны. Она грустно подперла щеку рукой и задумчиво смотрела куда-то поверх Юркиной головы.

— Сволочь ты, Юрка! — вдруг крикнул Олег и толкнул приятеля кулаком в плечо.

Юрка пошатнулся, удивленно вытаращил на Олега глаза, пошлепал толстыми губами и молча отвесил Олегу такого тумака, что Олег не удержался и повалился на спящего соседа. Тот спросонья вскочил, сгреб Олега в охапку и закричал истошным голосом:

— Держи, держи! Грабют!..

— Будя орать! — спокойно отозвался из темноты басовитый голос. — Кому ты нужен? Грабют... Спи знай...

Но сонный пассажир не успокаивался и все держал Олега в охапке. Долго потом пришлось объяснять ему, что ребята подрались между собой.

— Просто возились, сначала — в шутку, — вкрадчиво объяснял ему и подошедшему матросу Юрка, — а потом разыгрались и нечаянно толкнули вас. А вы спросонок не разобрали...

Олег зло молчал, понимая, однако, что Юрка опять его выручает. Сосед успокоился, отпустил Олега и скоро снова громко с присвистом захрапел.

Мальчики по-прежнему сидели рядом. У Юрки на лице застыла презрительно-злобная гримаса. Но он молчал. Потом даже будто заснул. Олег спать не мог. Он встал, стараясь не разбудить Юрку, вышел на палубу и долго всматривался в плотную тьму тумана...

Постепенно мысли Олега изменили направление. Начала вспоминаться корзина с едой, которая была у них на пароходе, появились запоздалые сожаления о выброшенных за борт пирожках с морковью. Откуда-то к Олегу доносился настойчивый запах борща и аромат жареного с луком мяса. То и дело во рту набегала слюна, голова немного кружилась.

Плохо соображая, что делает, Олег встал и двинулся прямо на запахи. Скоро он остановился перед открытой настежь дверью. Запах шел именно отсюда. Олег поднял голову и увидел над дверью простецкую надпись: «Столовая».

Никогда прежде Олег не замечал, что у самой обыкновенной столовой могло так вкусно пахнуть и мясом, и луком, и еще чем-то таким, от чего Олег потерял всякое соображение. Он переступил порог и заглянул внутрь. За маленькими столиками сидели люди и ели. Одни ели борщ. Олег хорошо его разглядел: с ложек свисали ленточки ровно нашинкованной капусты. У других в тарелках дымилась лапша, и лапшинки были тонкими и белоснежными. Олег проглотил слюну и двинулся вперед, не выпуская из рук портьеры. Теперь ему были видны другие тарелки.

Олег разглядел на них тушеную капусту и сосиски. Невольно Олег еще шагнул вперед, но опомнился и снова спрятался за портьеру.

«Может быть, попросить хлеба? Сказать — для лошади, вон на улице стоит... Что-нибудь придумать... Да нет, стыдно. Все сразу догадаются, что это я для себя попрошайничаю».

В памяти тут же всплыл рваный рубль, прихлопнутый на столе жилистой рукой старого счетовода, и ехидный возглас: «Принимай, убогие!»

Олег выпустил из рук портьеру и, резко повернувшись, шагнул к двери.

— Эй, парень, ты куда? Иди к нам, чего я тебе скажу! — услыхал Олег и невольно оглянулся, ясно сознавая, что зовут, конечно, не его.

Но он ошибся. Звали именно его. И звал какой-то незнакомый парень в линялой гимнастерке, заправленной в простые полосатые брюки, в круглых роговых очках на толстом, как картофелина, носу.

Он кивал Олегу головой, манил его рукой, подзывая к своему столу.

Олег нерешительно шагнул вперед.

— Да ты не бойся, иди. Не видишь разве, у нас тут все свои! — И парень повел рукой, широким жестом охватывая почти все столики сразу.

Только теперь Олег заметил, что абсолютное большинство посетителей столовой — молодежь не старше двадцати пяти лет. Явно все были друг с другом знакомы и даже чем-то похожи один на другого: все загорелые, веселые, в пропыленных и выгоревших костюмах, они с аппетитом поглощали все, что приносили им официантки.

— Есть хочешь? — прямо спросил Олега тот, кто позвал его, и сам себе ответил: —Хочешь, ясно. Ну-ка, подсаживайся к нашему столу. Только хламиду свою сбрось вон хоть на пол, а то больно вид у нее неаппетитный. А вон там есть свободный стул. Волоки его сюда, живо!

Все это говорилось с той дружеской простотой и веселой бесцеремонностью, которая сразу же располагает к полному доверию.