На пути к посвящению. Тайная духовная традиция ануннаков - страница 53

состоят люди, для которых национальная и религиозная принадлежность не имеет ни малейшего значения. Да, Звезда Давида занимает важное место в учении иудаизма и даже находится на государственном флаге Израиля. Тем не менее это универсальный символ, берущий свое начало, по мнению многих ученых, в концепциях ануннаков.

Это заявление ничуть не удивило меня, поскольку я уже знал, как много позаимствовали улемы у ануннаков.

Время летело незаметно. Я успел усвоить необычайно много, и материал этот, по утверждению Рабби Мордехая, должен был помочь мне при встрече с Peres du Triangle, а позднее — во всех моих жизненных начинаниях. Но кое-что мы так и не успели затронуть. Я долго мучился сомнениями, но в конце концов все-таки осмелился спросить у Рабби:

— А как же быть с открытием моего Канала?

— Этот скоро произойдет, — ответил Рабби.

— Но как насчет подготовительной работы? И что представляет собой сам процесс?

— Это зависит от многих факторов. Но нам пора прогуляться. Думаю, ты успел устать от занятий.

Я и правда устал, поскольку занимались мы сегодня допоздна, даже после ужина, пропустив таким образом традиционную прогулку. Время близилось к ночи, и я чувствовал, что мне не помешает глотнуть свежего воздуха.

— Давай пройдемся до одного из мостов между Будой и Пештом, — предложил Рабби Мордехай. — Вечер просто располагает для такой прогулки.

— Так куда мы идем?

— К мосту Сечени.

Я не имел ничего против, поскольку мост этот всегда отличался удивительной красотой. Назван он был в честь графа Иштвана Сечени, вложившего деньги в его постройку, и стал первым из восьми постоянных мостов Будапешта. Прежде чем приступить к строительству, граф тщательно обдумал все детали. Он не только проконсультировался с французским специалистом Марком Изамбаром Брюнелем, но и осмотрел мост работы Уильяма Тирни Кларка, перекинутый через Темзу у Марлоу. Будапештский мост построили в период между 1839 и 1849 годами. Статуи львов по обоим концам моста создал замечательный скульптор Янош Маршалко. Широкая публика до сих пор спорит о том, есть ли у львов языки. Некоторые утверждают, что есть, однако увидеть их практически невозможно — даже если вскарабкаться на подножия, расположенные по четырем углам моста. Другие заявляют, что языков нет вообще, и рассказывают легенду о том, как во время церемонии открытия маленький мальчик, заметивший отсутствие столь важной детали, сообщил об этом скульптору. Говорят, Маршалко был так расстроен своим недочетом, что бросился с моста в реку и погиб.

Наступила ночь, и на мосту не было ни единого человека, лишь огни города отражались в темных водах Дуная. Мы молча любовались этим зрелищем, как вдруг Рабби Мордехай спросил:

— Сколько времени тебе потребуется на то, чтобы перейти через мост?

— Понятия не имею, — ответил я, прикидывая в уме длину сооружения.

— Спорим, я переберусь на ту сторону быстрее тебя? — глаза Рабби поблескивали от удовольствия.

— Ладно, — со смехом согласился я. — Почему бы не попробовать?

— Договорились. Только иди все время прямо: не оглядывайся и не смотри по сторонам.

— Хорошо, — я знал, что он приготовил какую-то хитрость, однако решил подыграть. — Можно начинать?

— Давай! — рассмеялся Рабби.

Я зашагал по мосту, стараясь смотреть только вперед. Но когда я добрался наконец до противоположной стороны, Рабби уже был там — стоял, небрежно облокотясь о перила.

— Впечатляет, — заметил я. — Хотелось бы и мне освоить эту технику.

— Очень рад, что ты не называешь ее фокусом, — серьезно заметил Рабби Мордехай.

— Не думаю, чтобы это был фокус, — я ощутил смутное раскаяние. Неужели я огорчил Рабби своими скептическими замечаниями? Должно быть, я что-то упустил по невнимательности.

— Давай вернемся на ту сторону, — предложил Рабби. — Не хочешь ощутить, как работает эта техника?

— Разумеется, — ответил я и тут же оказался на той стороне моста. Произошло это в доли секунды: только что я был там — и вот уже стою на старом месте. Рабби Мордехая рядом не оказалось. Оглянувшись, я увидел, как он шагает ко мне по мосту. Наверняка ему хотелось показать мне, что все происходит на самом деле. Если бы мы перенеслись вместе, я мог бы решить, что мы вовсе не покидали эту сторону и у меня было что-то вроде видения — игра воображения, и только. Однако вид Рабби Мордехая, шествующего по мосту, должен был избавить меня от таких подозрений. Как ни печально, я выказал недостаток доверия, чем глубоко огорчил этого замечательного, добрейшего человека. И как я мог? Мне было необычайно стыдно.