На "Розе Люксембург" - страница 2

— Какая замечательная декорация! У русских это в крови: их театр лучший в мире... Читали вы воспоминания Станиславского? Изумительная книга, — сказал американец Деффильду, тогда тот, уже почти у борта «Розы Люксембург», опустил бинокль и встал. Англичанин взглянул на него, и молодой лейтенант с улыб кой почувствовал, что если есть книга, которой не читал и не собирается читать коммандэр Деффильд, то это именно воспоминания Станиславского. Они взбежали по трапу на коммунальную палубу. Прокофьев очень крепко пожал им руку (как полагается, по ста рым русским романам, у англосаксов) и спросил, завтракали ли они, не желают ли закусить или выпить чаю. Оба гостя говорили по-русски; поэтому их и выбрали для командировки в Россию. Коммандэр говорил почти свободно. Сам Сергей Сергеевич немного знал английский язык и читал английские книги по своей специальности, но произносил слова так, как они пишутся.

Гости ответили, что позавтракали на берегу, что сейчас ничего не хотят. Американец с искренним восторгом хвалил все: завтрак, водку, русский борщ, Россию, море, «Розу Люксембург». Коммандэр Деффильд попросил разрешения осмотреть судно. По дороге в каюту он как будто и не смотрел по сторонам, но Прокофьев чувствовал, что он по сторонам смотрит и замечает решительно все. «Не поручусь, что он не работает в морской Интеллидженс... Хотя нет, едва ли... Да, импозантный сэр. Точно аршин проглотил», — насмешливо думал Сергей Сергеевич, инстинктивно соединяя с впечатлением от коммандэра общую сумму своих понятий о британцах, от «лордам по мордам» до «Англия рассчитывает, что каждый исполнит свой долг». Он почти обрадовался, заметив, что у англичанина сзади пятно на рукаве шинели.

— Сделайте одолжение, осматривайте все, что вам угодно. От боевых товарищей у нас секретов нет, — ответил он с хозяйской приветливостью, хотя и не вполне убежденно. Узнав, что гостям очень нравятся отведенные им каюты, коммандэр с ними простился, пригласив их к себе на три часа к чаю. На церемонию, предшествующую выходу в море, он их не позвал.

На палубе Сергей Сергеевич встретил младшего офицера и старика штурмана, который прослужил во флоте больше сорока лет. Младший офицер, ведавший хозяйственной частью, с радостным волнением сообщил, что из-за иностранных гостей получил в порту все.

- Дали красного азарбейджанского три дюжины. И шампанское дали! Настоящее шампанское Союза новороссийских кооператоров, бывшее имение Абрау-Дюрсо, — с почтением в голосе сказал он. — Паюсной икры отпустили пять фунтов. Боюсь, не хватит?

- Хватит. А не хватит, так пусть лопают что дают... — равнодушно заметил штурман, рассматривавший в бинокль что-то на берегу. Под его поднятой рукой торчал из кармана тремя четвертями заголовка номер «Полярной Правды».

- Коньяку кавказского и рому отпустили шесть бутылок. Вот только лимонов не достал, во всем Мурманске ни одного лимона. Как же готовить грог? Ведь

у них грог первое дело, a?

- Пусть хлещут без лимона, — отозвался опять штурман и опустил бинокль. — Все врут люди! Говорят, за Туломой немцы... подожгли склады, стоят тучи дыма! И все вранье, ничего не видать... — Штурман в каждую фразу вставлял крепкие слова, оттого ли, что действительно любил их, или потому, что, по его мнению, так полагалось говорить человеку, прослужившему сорок лет во флоте.

- Как же не видать? Не туда смотрите, папаша, это не у радиостанции. Дайте ваш бинокль, я вам разыщу,

- Подождешь... — сказал штурман. — За этот бинокль, брат, я при царизме дал сто двадцать пять рублей, как одну копейку. Двенадцатикратный Цейс!..

- Велики деньги сто двадцать пять рублей! Мой шестикратный Обуховский дороже, да и лучше.

Штурман только на него посмотрел.

- При царизме рубли были рубли. Золотые! Тебе, Мишка, тогда цена была две копейки.

Не даете бинокля, папаша, да еще ругаетесь — не получите шампанского. И Моцарта, папаша, никогда не видели!

- Цыц, Мишка, молокосос, — сказал старик. Он уверял, будто в 1899 году во время стоянки в Бремене видел в театре Моцарта, и на возражения упорно повторял: «Видел, говорю вам, что собственными глазами видел». Вероятно, он смешивал Моцарта с Поссартом.