На широкий простор - страница 6

В тон мыслям Василя пел ветер в поле никому не нужные песни. Василь так углубился в свои мысли, что забыл, где он, куда идет. Вот он остановился, чтобы осмотреться. Ноги его до колен утопали в снегу. Но что разглядишь в такую ночь? Небо смешалось с землей. Широкий простор поля стал узким, как темная бочка, и ничего не могли разглядеть глаза одинокого Василя. Словно выбросил кто-то его, ненужного, бедного, в раскрытую пасть страшной ночи, принеся в жертву сердитой буре, чтобы ценой его жизни купить себе покой.

«Где же я?» — тревожно спросил себя Василь.

И вдруг охватил его страх, самый большой страх человека — страх за свою жизнь. Руки опустились, ему захотелось присесть. Но не сел Василь, а начал перебирать ногами в глубоком снегу, как спутанная лошадь.

Мысли, бестолковые, дикие мысли замелькали в его голове быстро-быстро, как снег, который со всех сторон так безжалостно сыпался на Василя. То думалось Василю, что он сам ищет своей могилы, то казалось, что перед ним стены, камни, готовые каждую минуту обрушиться на него всей своей тяжестью. Ему казалось, что он ушел куда-то далеко-далеко… Вот уже споткнулся Василь, ветер сбил его с ног. Ему вспомнились небольшие глубокие тони в высоких берегах, занесенные снегом, которые никогда не замерзали. Снег все глубже и глубже, а силы слабеют. Вот он совсем выбился из сил, залез по пояс в сугроб и не может уже месить снег одеревенелыми ногами.

— А-у-у-у!

Василь и не думал кричать, как не думал он и плакать. Дикий крик вырвался у него против воли, и сами потекли слезы.

Ветер подхватил глухой крик, помчался с ним и тотчас же потерял его, растер, как мыльный пузырь.

— Кто я? Василь?

— Василь, кто же я.

— Что же ты здесь делаешь?

— Сижу в снегу.

— Ну, Василь, давай домой!

Все смешалось в голове, и сами собой возникли эти бестолковые слова.

В глазах у него как бы прояснилось, но везде, куда Василь ни обращал свой взгляд, виднелись морды лесничего, его оскаленные зубы. Этих морд набралось много-много; они сталкивались, прыгали, двигались, как по команде, дрожали, будто листья осины перед грозой.

А вон там худое, измученное, заплаканное лицо Алеси… Вон его дети…

Лесничие скачут, насмехаются над Василем, подают ему руки и быстро отдергивают их, как только Василь пытается ухватиться за них.

Бросился Василь со злостью на лесничих.

И почувствовал Василь легкость во всем теле, будто повис он над землей. Затем тихо опустился, начал легко, свободно погружаться во что-то мягкое и холодное. Вот словно бы зацепился за что-то… Чувствовал он еще, как лопнул ремень на ружье… Больше ничего.

Ветер пел ему теперь «вечный покой».

1907

— Ты знаешь, кто я? Знаешь?

— Как же не знать: ты наш староста.

— Староста! Я — староста, ста-а-аро-ста! — При этом староста поднял указательный палец правой руки и уставился глазами в одну точку, словно силясь еще раз представить себе все величие своего положения и своей власти.

Голова его закружилась еще больше, и он в порыве какой-то дикой радости и буйства крепко сжал кулак и стукнул им по столу. Пустая бутылка подскочила вверх и со звоном свалилась под стол.

— А знаешь ты, что есть староста?

Приятель и собутыльник старосты Микита Булбатка, к которому был обращен этот вопрос, вздрогнул всем телом и с великим трудом поднял на старосту глаза. Вместо одного старосты перед его взором промелькнуло по меньшей мере четыре старосты, и Микита не знал, которому из них отвечать.

— Староста, ну и есть староста, — еле ворочая непослушным языком, проговорил Микита.

Но такой ответ не удовлетворил и его самого.

— Ты выбранный вобчеством человек — значится, поставленный от вобчества, вот что есть староста, — поправился Микита.

Староста отрицательно мотал головой и еще сильней наседал на Микиту с вопросом, что есть староста.

Тот совсем запутался, растерялся и уже в отчаянии сказал:

— Ты наше начальство.

— Вот-вот, правду говоришь, — подхватил староста. — Ну, уж если на то пошло, то и я скажу тебе правду: ты самый разумный в вобчестве человек!.. Так говорит тебе начальство. Люблю разумных, страх как люблю!

Староста и Микита перегнулись через стол и крепко расцеловались. Мужики ближе подступили к приятелям; разговор изрядно захмелевших гуляк начинал потешать их. Смешливые глаза Кондрата Готьки вспыхнули огоньками, и он подмигнул мужикам: