На суше и на море, 1974 - страница 16
Подвели итоги. Выходило, что Кирилл Владимирович как в воду глядел: операция провалилась. Надо было возвращаться. Но как? Троп нет. Если идти пешком, не все прибрежные скалы можно обойти. А лодка против течения сама не пойдет, ее надо тащить бечевой. Тянуть могли только двое. Третий должен оставаться в лодке и отталкиваться шестом от берега. Попробовали. Получается. На том и порешили. Я написал записку, в которой изложил суть дела в юмористических тонах и подвесил ее в бутылке к одиноко стоявшей иве… Потом двинулись. Бечеву тянули Гурский и я, в лодке оставили Запрягаева, у которого от холода и сырости открылась фронтовая рана. Превозмогая боль, он исправно отталкивал лодку от берега.
Не хочется вспоминать подробности возвращения. Закон сохранения энергии действовал неумолимо. Вниз мы плыли по течению два дня, вверх тащили лодку мускульной силой почти неделю. Шли по колено, а то и по пояс в ледяной воде: высота-то над уровнем моря около трех с половиной километров. От холода кожа на ногах и руках лопалась, струпья кровоточили. Ноги обмотали тряпьем, так как обувь, которая в воде вмиг бы раскисла, берегли для сухопутной части путешествия. Решили, что как только встретим надежную тропу, пойдем по ней пешком, а лодку бросим. Тропа появилась к концу недели…
На биостанцию заезжать не стали: очень уж неказистый был у нас вид. Адмиральские эполеты и торжественные проводы вспоминать тоже не хотелось. Оставили на мургабской почте открытку для Станюковича и уехали попутной машиной в Хорог «зализывать раны». Открытку, как потом выяснилось, Кириллу Владимировичу вручили только через две недели, и на биостанции очень беспокоились о нас. Запрос послали метеорологам на Сарезе, расспрашивали геологов, которых мы на обратном пути не застали на прежнем месте, даже пытались создать поисковую группу. Но потом все же догадались запросить Хорог. В телеграмме сотрудникам ботанического сада Кирилл Владимирович рекомендовал не сообщать родственникам о гибели нашей группы.
Парадом командовал я. В моем распоряжении находились двое рабочих, а они командовали конем и мулом. Это уже была целая система субординации. Мы шли вверх по Бартангу к Сарезскому озеру. В сезоне 1955 года это был уже второй заход на Бартанг. Первый совпал с половодьем и кончился неудачно: навьюченный мул ступил мимо края затопленной тропы и со всем грузом сорвался в бурную реку. Мула мы вытащили, груз тоже, но он был безнадежно испорчен. Продолжать путь без продовольствия и снаряжения не имело смысла. Теперь, к осени, Бартанг поутих, и мы рассчитывали добраться до Сареза, выполнив по пути кое-какую работу. В прошлом году не удалось добраться до озера с востока, сплавляясь по Мургабу, и я решил дойти до него с запада по долине Бартанга.
Долина — это громко сказано. Здесь не было и намека на широкое долинное раздолье. Бартанг течет в узком ущелье, почти в каньоне. Течет бурно, несет миллионы тонн песка, ила, всевозможных взвесей. Горы вокруг медленно, сантиметра натри в год, поднимаются, а Бартанг, тоже медленно, но неуклонно, врезается в свое ложе, пропиливая борта ущелья, как ленточной пилой. Процесс этот длится вот уже добрый миллион лет, и глубина ущелья местами достигает полутора километров. Над краем ущелья горы более пологие, а потом снова круто вздымаются к гребням хребтов. Со дна ущелья их не видно, только кусок синего неба очерчивается рваными краями скал. Солнце освещает дно ущелья лишь несколько часов, в остальное время здесь лежат глубокие тени. По склонам ползут вниз каменистые осыпи. Вода подмывает их снизу, каменные глыбы и щебень падают в реку, а на их место наползают все новые тонны камней.
По осыпям проложены временные тропы. Временные потому, что стоит пройти по ним, как они тут же оползают, и следующему путнику надо протаптывать новую тропу, выше первой. На особо подвижных сланцевых осыпях шагать надо быстро, чтобы не сползти вместе с ними в реку. А как тут быстро пойдешь, если в поводу идет завьюченный конь.