На суше и на море 1975 - страница 11

— Уже заселили?

Денисов довольно попыхивает папиросой.

— А чего ждать? Подвели горячую и холодную воду, включили отопление. Можно жить! Но не это главное, смотрите правее, вон магазин, видите?

Вижу каменный теремок. Довольно большой, но изящный, аккуратненький, какой-то лукавый даже. Хитро поблескивают оконца. Повстречай я его где-нибудь возле Сочи, подумал бы, что ресторан.

— Это магазин?

— Ну да! А облицовку узнаете? Мраморная крошка. С дороги собирали. Чуть не горстями носили, в ладонях!

Я вспомнил: когда прокладывали из Майны к котловану дорогу, в одном месте натолкнулись на мраморную жилу. Немного задели ее. Потом шоферы шутили: «По мраморной дороге ездим».

Значит, эту крошку Денисов и пустил в дело, нашел ей достойное применение.

Кстати сказать, «мраморная» дорога дала в свое время повод не только для шуток. Руководители строительства потом чуть не год писали во все инстанции оправдательные записки о том, что прокладка дороги ущерб запасам мрамора не нанесла, ничего страшного не произошло.

Тревогу из-за мрамора подняли сами строители: нельзя, мол, созидая одно богатство, одновременно транжирить другое. Дорогу можно было бы пустить и в обход мраморной жилы.

История с мрамором обсуждалась на производственных совещаниях и летучках, о мраморе шли жаркие споры в автобусах и магазинах, на страницах местной печати.

И хотя люди вскоре убедились, что серьезной ошибки управление строительством не совершило (ценным запасам мрамора ничего не угрожает), все равно отраден сам факт общественного внимания к проблемам сохранения окружающей среды.

На стройке установился неписаный, но строгий закон: если ты, роя котлован или прокладывая траншею, можешь не тронуть хоть одно дерево, сохрани его!

Мне рассказывали: одна бригада вдруг потребовала, чтобы от них убрали новичка. Этот парень сливал из бочек остатки мазута под сосны, что росли у склада.

Многочисленным экскурсантам, приезжающим на строительство ГЭС, наверняка бросается в глаза удивительно бережное отношение людей к природе. Вокруг гаражей и теплушек, вдоль дорог — нетронутая тайга.

Между прочим, заслуга здесь — и немалая — Владимира Тимофеевича Денисова. Но об этом чуть позже. А пока вернемся к «теремку».

— Кто же это разрешил вам такие «излишества» — теремок, да еще в мраморе? — спрашиваю я Денисова.

Владимир Тимофеевич хитровато поглядывает на меня:

— А мы ни у кого и не спрашивали разрешения. Исходили из другого. Почему люди в тайге должны жить по-таежному? Сейчас не двадцатые годы. Время брезентовых палаток давно кончилось, а вот «палаточная психология» кое у кого из начальства еще существует. Я строю город современный, точнее, город будущего. Деньги на жилье дают. Пожалуйста, строй! А остальное пусть подождет. А как, скажите, будут жить тут люди? Детского сада нет, ателье нет, прачечной нет, магазинов нет. Вы знаете, почему сейчас, к примеру, в Майну большой приток квалифицированных строителей с других строек? Да потому, что там детскую музыкальную школу открыли. Другие люди стали. Совсем другие!

И будь моя воля, я бы сначала здесь не дома, а кинотеатр построил, а потом уже дома. Или одновременно и театр и дома. А так, знаете, на какие хитрости приходится пускаться! Теремок — еще что. Поехали, промбазу посмотрим!

И «газик» снова сворачивает на таежную дорогу. Снова со всех сторон обступают нас деревья. Машина петляет между ними, ныряя под их широкие мохнатые ладони. По брезентовому верху «газика» скребут ветки. На ветровое стекло прилепился десяток мокрых листьев.

Денисов останавливает машину, выходит, чтобы очистить стекло. Я выхожу тоже.

— Мы едем по будущим улицам, Владимир Тимофеевич?

— По проспекту едем. По главной магистрали города!

— Сохранить бы ее вот такой!

— Попробуем. Поборемся за это!

Ох, как не хочется опять лезть в машину! И мы оба стоим, прислонившись спинами к дверцам «газика», молчим, наслаждаемся ласковым шепотом ветра в кронах, вдыхаем густой, настоенный на травах воздух, слушаем тишину.

Сквозь верхушки сосен видны горы. Они обступили нас со всех сторон — высокие, гордые. Прозрачные облачка нанизались на их пики и замерли, застыли на ярком зелено-голубом фоне.