На суше и на море 1975 - страница 66
Баксан уходит влево, туда, где дымят трубы обогатительной фабрики полиметаллического комбината.
Здесь, собственно, одна улица. И на ней нет, пожалуй, двух домов, стоящих на одном уровне. Все они выстроились этаким неровным амфитеатром, на ступеньках, чем ближе к борту ущелья, тем круче один над другим, гибрид города с аулом…
Но где же Баксан?
Здесь его заставили работать.
Большие водоводы забирают из запертой части реки великое множество воды, несут ее на фабрику, в цехи. Кристально чистый Баксан участвует в промывке руды, охлаждает моторы, его поднимают на большую высоту, в штреки рудников, и там он помогает бурить неподатливую сердцевину гор, скрывающую ценные руды.
Вода, конечно, не пропадает. Она стекает вниз с высот, выбрасывается с фабрики. Но это уже другая вода.
Даже прошедшая через отстойники и фильтры, она иной раз имеет вид снятого молока, и такая белесая, странная впадает ниже города в свой наполовину уменьшившийся поток, чтобы, замутив его, покатиться далее мимо огромных бугров отмытой каменной пыли, мимо развороченных карьеров вниз и вниз. Лишь через десяток километров, слегка отдышавшись и набрав кислорода, вода делается снова похожей на прежнюю.
Да, Баксан здесь, в Тырныаузе, опять помогает людям. Теперь уже как горняк, добытчик. Без него — ни шагу. И людям пора проникнуться к нему любовью и уважением. Взял живую воду — верни ее живой, без примесей, без сора.
На комбинате кое-что сделано для очистки воды. Но далеко не все. Вот уже несколько лет в этом районе строят более крупные очистительные сооружения, но сроки окончания важнейшей стройки все переходят из года в год…
Баксан — живое существо. Его можно заставить работать, но его нужно жалеть и бережно хранить.
On полон сил и продолжает работать далее.
Ущелье все шире, а каменные стены ниже. В распадках просматривается лес. За поселком Былым горы сменяются покатыми увалами, сплошь покрытыми мелким грабом, дубняком, густым кустарником — облепиха, шиповник, орешник. Распахиваются просторы, небо широкое, во весь горизонт. Но вдоль дороги мы еще видим выносы голого камня. Баксан ворчит в низких берегах, катит помутневшую волну. Слева широким устьем в него заходит река Гунделен. Ее чистая вода долго не смешивается с мутной баксанской.
И снова запруда, снова огромные потемневшие от времени металлические водоводы, озеро отстойника, небольшое, ладное здание. Баксанская ГЭС.
Еще один рабочий участок неутомимой реки.
Тут все красиво, просто и чисто, все вызывает чувство восхищения человеческим разумом.
Построенная по плану ГОЭЛРО, Баксанская гидроэлектростанция почти полвека исправно вливает в электрическую реку Кавказа свой небольшой, но очень нужный поток. Она использует не саму воду, а только энергию падающей воды. Этого достаточно для пользы дела.
В здании ГЭС тихо, тепло, светло, несколько техников, электрик. Слышится ровный приятный гул. На подоконнике дремлет белобрюхий кот.
Внизу по бетонному ложу отходит усмиренная вода, она отдала свою первобытную ярость станции. Теперь эта энергия неслышно бежит по толстым проводам, подвешенным на металлических мачтах, в сторону Нальчика.
Главная работа у Баксана все-таки впереди.
Впрочем, нет, уже рядом.
Теперь, когда река выкатилась из ущелья, она сразу сделалась шире и мельче. Русло Баксана местами доходит до сотни метров, но вода течет не сплошным потоком от берега до берега, а разделилась на ручьи, где мелкие, где глубокие, между ними возникли галечные и каменные косы, даже острова с редкой порослью лозняка. Если бы не быстрое, порожистое течение, реку можно было бы назвать степной, равнинной.
А это что?
От низкого берега чуть в сторону отошел канал метра три шириной, прямой, ровный, явно искусственного происхождения. Перед каналом в русле устроена небольшая плотника, направляющая в него воду.
Проследим за ней.
Канал постепенно отводит воду в сторону, придерживаясь горизонталей местности, отчего она, обвалованная с двух сторон, течет все медленнее и ровнее. Бока канала и земляные валы поросли густой травой, зелень отражается в тихой воде, и картина получается совсем мирная. Баксан начисто теряет здесь свою ярость и почти замирает, готовый бежать туда, куда будет позволено. Это уже не своенравный гордый сын Кавказа, а укрощенный тихий ороситель в долине, где нет никаких скал и ущелий, где только поля, сады, огороды и опять поля.