На суше и на море 1975 - страница 69
— Ты сказал хорошо. Река — наш друг, и мы отметим нашу дружбу. Как друзья мы обязаны беречь ее. Вот только все ли мы делаем, Андрей Андреевич, чтобы сберечь Баксан?
— Далеко не все. Крепление берегов, отстойники. Долговременные инженерные сооружения…
— А рыба, Андрей Андреевич?
Аболишин развел руками.
— Так скажи, где форель, где усач — царь-рыба? Почему обеднел наш Баксан?
— Плотина на Тереке. Об этом не раз писали в газетах. Плотину возвели, электростанцию построили, а прохода на нерест рыба не имеет. Забыли. Вот и опустел Баксан. Я сам мальчишкой баловался, во-от таких усачей в запруде лавливал…
Бежит Баксан, омывает камни, лижет скользкую гальку. Широко расступились его берега, фиксируя паводковое буйство, которое вот-вот начнется опять, если постоит над горами еще с неделю такая жаркая, безветренная погода. Еще сорок, ну, может быть, пятьдесят километров осталось ему бежать, обнимется он со своей сестрой Малкой, сблизится с братом Чегемом, бегущим правее, и ворвутся они все вместе в сердитый Терек.
Не много воды приносит Баксан к своему устью. Поистратил он силушку на добрые дела, помог всем, кто живет в его суровом ущелье, в красивом предгорье, на живописной равнине, отдал им воду и, сделав много доброго, растворится наконец в холодном Тереке.
Когда-то люди боялись Баксана. В самом имени его заложена эта боязнь: ведь по-кабардински оно означает «пенный», «бурный», а по-балкарски — «гневный», «удушающий живое», «тяжкий». История реки полна катастрофами.
Все переменилось теперь. Люди открыли для себя непередаваемую красоту истоков Баксана — Приэльбрусье и зачастили туда. Взяли силу горной реки для фабрики, для турбин. Разделили поток, направив воду в сотни каналов и оросителей. И обернулся Баксан добром для людей, не потеряв при этом своей природной красоты, своего непередаваемого очарования.
Наверное, так и нужно: не нарушая природного равновесия, по-умному, расчетливо пользоваться богатствами природы.
А памятник реке?.. Что ж, памятники ставят не только людям. И если удастся найти для баксанского камня умные, подходящие слова человеческой благодарности, эти слова будут полезны не реке — река проживет без них, — а другим людям, всем, кто остановится у камня, прочтет надпись.
Прочтет и задумается. Прежде всего вспомнив реку своего детства…
ОБ АВТОРЕ
Пальман Вячеслав Иванович. Родился в 1914 году в городе Скопине Рязанской области. Окончил сельскохозяйственный техникум и Высшие литературные курсы. По профессии агроном. Свыше двадцати лет занимается литературным трудом. Член Союза писателей СССР. Автор двух научных трудов и многих художественных книг о людях советской деревни. Выступает в жанре приключений и фантастики. В этом жанре им опубликовано десять книг. В 1969 и 1971 годах в издательстве «Детская литература» напечатаны его повести о природе и людях Кавказа: «Восточный кордон» и «Там, за рекой». Сейчас работает над последней книгой этой трилогии — «Песни черного дрозда». В нашем ежегоднике выступал трижды.
Збигнев Херберт
ЛЯСКО´
Глава из книги «Варвар в саду»
Перевод с польского С. Ларина
Заставка Е. Г. Клодта
Если Альтамира — столица настенной живописи,
то Ляско — ее Версаль
Анри Брейль
Ляско не значится ни на одной общеизвестной карте. Можно сказать, что оно не существует, во всяком случае в том смысле, в каком существует Лондон или Радом. Потребовалось наводить справки в «Музее человека», чтобы выяснить, где оно, собственно, находится.
Я отправился туда ранней весной. Долина Везера расстилалась передо мной в своем свежем, еще не распустившемся полностью зеленом убранстве. Фрагменты пейзажа, возникавшие за окном автобуса. напоминали полотна Биссера: вуаль нежно-изумрудного цвета.
Монтиньяк. Местечко, в котором нет ничего достойного осмотра, кроме мемориальной доски в честь заслуженной акушерки мадам Мартель: «Ici vecut Madame Martel — sage-femme — officier d'academie. Sa vie… c'etait faire du bien. Sa joie… accomplir son devoir»[1].
Можно ли выразиться изящнее?
Завтрак в маленьком ресторанчике, но какой завтрак! Омлет с трюфелями. Трюфеля принадлежат к истории человеческих безумств, тем самым к истории искусства. Поэтому два слова о трюфелях.