На суше и на море 1975 - страница 75
В конце концов такой скептицизм вполне оправдан. Достаточно вспомнить скандальную историю с черепом из Пильтдауна, о котором самые крупнейшие авторитеты в области археологии и палеонтологии в течение двадцати четырех лет понаписали множество научных трудов, прежде чем обнаружилось, что это фальшивка.
Но операция, какой можно подвергнуть осколок кости, сделав ее «палеолитической», более проста, чем роспись громадных пещерных сводов. Для этого необходимы усилия целого коллектива, наделенного не только знаниями, но и недюжинными художническими талантами. Для изготовления таких фальшивок нужны и немалые расходы…
Осматривая пещеры в Ляско, я на минуту поддался скептицизму при виде свежести красок и великолепного состояния памятника, насчитывающего свыше пятнадцати тысячелетий. Этот поразительный факт объясняется просто. На протяжении многих тысяч лет вход в гроты был засыпан. Таким образом, здесь был постоянный микроклимат. Благодаря влаге образовались известковые соли, которые подобно лаку покрыли росписи, как бы законсервировав их.
В 1952 году великолепный поэт Андре Бретон, посетив пещеру в Пье-Мерль, пытался экспериментальным путем решить вопрос о подлинности доисторических рисунков. Он попросту потер их пальцем, а когда увидел, что палец запачкался, пришел к выводу, что это фальшивка и к тому же недавняя. Поэт был примерно наказан денежным штрафом (за прикосновение к росписи, не за убеждения!), но на этом дело не кончилось. Союз французских писателей потребовал произвести расследование подлинности росписей пещеры. Аббат Брейль в докладе, поданном на имя главной комиссии по охране исторических памятников, признал подобный демарш необоснованным.
Я уезжал из Ляско той же дорогой, что и приехал. И хотя мне удалось заглянуть, так сказать, в преисподнюю истории, я не испытывал ощущения, будто возвращаюсь из другого мира. Никогда еще у меня не было более прочной уверенности: я — гражданин Земли, наследник не только греков и римлян, но и чуть ли не самой бесконечности.
Да, это именно гордость и вызов человека, брошенный просторам небес, пространству и времени. «Бренные тела, что исчезли, обратившись в прах, пусть само понятие человечества было вам незнакомо. Слабые руки потомков извлекут из земли не только останки ориньякского полуживотного и древних империй, но и наскальные росписи. Они, вызывая наше сочувствие или оставляя нас равнодушными, доказывают, что и вы достойны быть причисленными к роду человеческому. Любое величие неотделимо оттого, на чем оно зиждется…»
Теперь для меня была открыта дорога к греческим храмам и готическим витражам. Я направлялся к ним, чувствуя на своей руке теплое прикосновение художника из Ляско.
ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Збигнев Херберт (родился в 1924 году) — один из наиболее известных и популярных польских поэтов среднего поколения, произведения которого не раз удостаивались отечественных и зарубежных литературных премий. Он автор поэтических сборников («Струна света», «Исследование предмета», «Надпись», «Пан Cogito» и другие), в которых современная тематика нередко переплетается с темой истории, преемственностью культур, диалога цивилизаций. Стихи Херберта известны и советскому читателю по антологии «Современная польская поэзия» (М., 1971) и ряду журнальных публикаций.
Помимо поэтических сборников и драм Херберту принадлежит книга эссе «Варвар в саду» (1962), являющаяся своеобразным итогом его поездки по Италии и Франции. Эта книга выдержала в Польше три издания и переведена на несколько иностранных языков.
Сам автор так определил в предисловии особенности своего труда, из которого мы воспроизводим с некоторыми сокращениями главу: «Что представляет собой эта книга в моем понимании?.. Во-первых, она — итог реального путешествия по городам, музеям, руинам. Во-вторых, это взгляд на увиденное сквозь призму прочитанных мною книг об этих городах. Два подобных видения или два метода переплетаются здесь друг с другом.
Я не пошел по более легкому пути — импрессионистского путевого дневника. Это в конце концов привело бы к перечислению эпитетов и эстетической экзальтации. Мне же казалось, что следует дать читателю определенный запас информации о давних цивилизациях, а так как я не специалист в данной области, а только любитель, я позволил себе отказаться от всех прелестен эрудиции: от библиографии, примечаний, перечня имен. Я намеревался написать книгу для чтения, а не для штудирования ее с карандашом в руках».