На веки вечные. И воздастся вам… - страница 11

стр.

 – Что у тебя с лицом, Гаврюха? – удивился Ребров. – Что-то случилось?

 – Кое-что, – хохотнул Гаврик.

Он походил по комнате и вдруг выпалил:

 – Я совершил должностное преступление.

 – Ты?

 – Вот.

Гаврик достал из кармана галифе конверт и протянул Реброву.

 – Что это?

 – Письмо руководству советской делегации.

 – Ну, я в нем не числюсь. Зачем ты принес его мне?

 – Хочу, чтобы ты его прочитал. Не бойся, оно уже вскрыто… Да читай же, наконец! – взорвался Гаврик.

 – Хорошо, – успокаивающе сказал Ребров. – А ты воды, что ли, пока выпей…

Пока Гарик наливал себе воды, Ребров быстро пробежал глазами послание. «Доводим до сведения командования Советской делегации, что ее сотрудник Д. Ребров вступил в тесные контакты с переводчицей французской делегации… Их отношения таковы, что возможна утечка любой, даже самой важной информации…» Подписи не было.

Ребров сложил бумагу, вложил обратно в конверт.

 – Откуда оно у тебя?

 – Письмо принес американский курьер вместе с пакетами стенограмм допросов, – объяснил Гаврик. – Швырнул, как обычно, на стол. Расписку не брал. Так как письмо необычное, я вскрыл его как дежурный офицер… Больше его никто не видел! Я сразу после дежурства к тебе.

 – Спасибо, Гаврюха, – вздохнул Ребров. – Но ты можешь попасться… Если узнают. А особенно если пронюхает наш друг Косачев.

 – Я тебе говорю – никто не видел. Никто о нем ничего не знает. Курьеру, сам понимаешь, это до лампочки… Так что письмо мы можем просто уничтожить. Но!.. Ты же понимаешь, что о ваших отношениях с Куракиной говорят уже все. Счастье, что Косачев еще не знает.

 – Знает.

 – Знает?.. Тогда странно, что ты еще здесь!

 – Просто есть обстоятельства… В общем, Филин сказал ему, что я встречаюсь с Куракиной по служебной надобности.

 – И ты думаешь, он поверил?

 – Думаю, не до конца. Во всяком случае, я чувствую, что его люди за мной присматривают.

 – Еще бы!

 – Но дело не во мне. За себя я не боюсь.

 – Я понимаю. Если такое письмо поступит во французскую делегацию, бедной княжне не поздоровится.

 – Да в том-то и дело, Гаврюха! У меня прикрытие, а у нее ничего!

 – Какая же падла это строчит? – выругался от избытка чувств интеллигентный Гаврик. – Знаешь, судя по всему, это писал не наш человек…

 – Ну, сия тайна невелика есть, – усмехнулся Ребров. – Действительно, не наш. Но такого я от него не ожидал!

 – Ты уверен, что знаешь его?

 – На девяносто девять процентов… Но все равно нужно проверить.

 – Что делать будешь?

 – А у тебя есть совет?

 – Ты его все равно не послушаешь, – махнул рукой Гаврик. – Но заткнуть этот фонтан надо. Если нужна моя помощь… По-моему, она очень хороший человек.

 – Кто? – рассеянно спросил задумавшийся Ребров.

 – Ее светлость княжна Куракина, вот кто!

Ребров удивленно посмотрел на Гаврика.

 – Слушай, Гаврюшка, а ты часом не влюбился, а?

Гаврик вдруг залился краской и отчаянно замотал головой.

 – Дурак ты, Ребров. И язык у тебя без костей! Мелешь ерунду!

Постскриптум

Оперативники ГУКР «Смерш», работавшие в Нюрнберге, обратились в Москву с просьбой о выдаче им заграничных паспортов, так как в связи с большим наплывом иностранцев американцы ужесточили режим пребывания, осуществили ряд полицейских мер. Одновременно они усилили разведывательную и контрразведывательную работу среди советской делегации. Отсутствие загранпаспортов затрудняло передвижение по городу и решение оперативных вопросов.

Из документов ГУКР «Смерш»

Глава VI

Речь идет о вашей чести

Барона Розена он дожидался в коридоре, ведущем в отсек французской делегации. Розен шел, опустив голову, словно не видя ничего вокруг. Ребров догнал его и крепко взял за руку. Розен, вздрогнув, обернулся и уставился, ничего не говоря, на Реброва расширившимися безумными зрачками.

 – Господин барон, нам надо поговорить, – голосом, не терпящим возражений, сказал Ребров.

 – Позвольте! – попытался вырвать руку барон. – Какого черта! Мне не о чем разговаривать с вами, господин чекист! – Это в ваших интересах, господин барон. Иначе…

 – Не стоит меня запугивать!

Бешеным усилием Розен, наконец, освободил руку.

 – Не трудитесь! Я вас не боюсь. Мы не в подвалах Лубянки, где вам все позволено!