На всю дальнейшую жизнь - страница 17

стр.

— Директиву из небесной канцелярии дожидаться станете?

Не обратив на это никакого внимания, Крутилин твердо сказал:

— Штуки эти нам известны. Сеять начнем, как земля провянет.

— Штуки! — торжествующе воскликнул Шонин. — Не те слова говоришь. Мы не можем ждать природных милостей. С ней, с природой этой, бороться надо насмерть. Задумали мы дело рисковое, да трусы в карты не играют. А весну мы обманем. Сеять начнем, как только сойдет снег.

— В грязь?

— Сей в грязь — будешь князь!

— С лукошком?

— Обязательно! Пока вы соберетесь, мы уж половину засеем.

— Дедовский способ.

— Был дедовский, станет передовой.

— Все может быть, — проговорил Крутилин, — а только думается мне, что старый способ не станет передовым.

— Это как сказать.

Сунув руку в карман с таким видом, будто там у него запрятан тот главный козырь, которым он намеревался сразить своего противника, Шонин горделиво усмехнулся.

— Вот! — строго выкрикнул он, выхватывая плотно сложенную газету. — Если еще до вас не дошло, то вот вам от нас подарок.

Шонин — изворотливый, удачливый — почитал землю, как богатого, но прижимистого отца, сорвать с которого что-нибудь — дело нелегкое. Тут надо очень постараться и без обмана не обойтись. И он старался, не разбираясь в средствах, все они были для него хороши, особенно если начальство одобряло.

Поэтому он первым в районе ухватился за сверхранний сев, хотя понимал, что способ этот ничего хорошего колхозу не даст. Но его предложил сам секретарь обкома как действенное средство против засухи и суховеев. Газета, в которой все это напечатано, провозгласила лозунг, очень похожий на русскую пословицу: «Сей в грязь — будешь князь». Только похожий, потому что не было здесь ни народной мудрости, ни мужицкого трудного опыта. Это было чисто канцелярское измышление, к которому сейчас же примкнули подхалимы и научно все обосновали. Появились даже статьи, пропагандирующие новый метод, подписанные известными учеными. Дрогнули и не такие, как Шонин.

По всей засушливой области началась подготовка к сверхраннему севу в грязь.

Очень скоро сообразив, что к>: чему, Шонин развернулся вовсю. Дело поставил широко, и людям несведущим могло показаться, что с хорошим хозяйственным размахом и расчетом. У него уже была создана из стариков бригада сеяльщиков. Сеяльщики с лукошками ходили по снегу, рассевали пока вместо зерна песок — тренировались. Примчались фотографы, и уже во всех газетах появился старик с бородой, отнесенной ветром к плечу, и с лукошком на шее.

Вот именно эту газету Иван Шонин и выбросил как главный свой козырь.

На замечание Крутилина, что ничего хорошего из этого не выйдет, он так же залихватски спросил:

— Ты, значит, против руководящих указаний?

Нет, Крутилин, не против указаний, но ведь насчет сева в грязь никаких указаний не было. Просто был совет.

— Совет. Чей?

Крутилин ничего не ответил. Если ты уверен в своей правоте и видишь, что противник ни в чем не уверен, то молчание — лучший ответ. Ведь если нет веских доказательств, то не подберешь и возражений. Конечно, Шонин не очень-то, видать, уверен в себе. Должна же у человека остаться хоть капля совести?

— Ты, значит, против науки? — не унимался Шонин.

Тут уж Крутилин не вытерпел:

— Да какая же это наука, которая идет через приказ, которая выращивается не на земле, а в кабинетах?

— Ну уж это ты загнул, так загнул! Смотря какой кабинет! — Тут Шонин как-то подтянулся и даже погрозил пальцем.

И на угрожающий шонинский палец Крутилин не глянул. Он громко, чтобы все услыхали, проговорил:

— Ох, Иван, крученый ты человек. А только, сколь ни крутись, землю не обманешь, весну не обойдешь. С природой нам соображаться надо, как велит партия. А тут установка твердая: посеять все машинами, в короткий срок и обеспечить высокий урожай. Было все это у нас и не так еще давно: отцы-деды наши из лукошка спокон веков сеяли, да что-то в князья ни один не вышел. А из грязи век не вылезали. Теперь, спасибо Советской власти, сняли с мужицкой шеи это лукошко, а Шонин снова его прилаживает на старое место. Не заладится это, не та нынче шея у мужика.

— Бона тебя куда занесло, — торжествующе и грозно выдохнул Шонин. И к колхозникам: — Все слышали?