Набатное утро - страница 33

Уходя из Пскова на Юрьев, Александр Ярославич обещал вскоре воротиться. Суровый Псков, бревенчатой грудью стойко встречавший и литовские стрелы, и немецкие копья, вошел ему в сердце. Он двинулся к берегам Наровы, намереваясь именно там установить прочный рубеж, долговременную защиту.

С отрядом воеводы Домаша, который углубился в земли Ордена, собирая продовольствие, вновь отпросился стремянной князя. Онфима влекли боевые опасности. Испытать свою находчивость пришлось ему у деревни Моосте, когда русские конники неожиданно натолкнулись на железный кулак главных орденских сил. Почти весь отряд погиб в неравной схватке. Пробиваясь с небольшой горсткой, Онфим успел наметанным глазом определить численность врага. Заметил он и штандарт вице-магистра фон Вельвена.

— Так против меня старый знакомец рыцарь Андреас?! — воскликнул в грозном веселье Александр Ярославич.

Двадцатитысячное русское войско с поспешностью, но в порядке стало отходить. Дни стояли солнечные, с морозцем. Янтарным блюдом лежал золоченый снег на озерах Псковском и Чудском. Их соединяло водяное горло, прозванное за неширокость Узменью. Безмолвствовали берега; летние птахи улетели далече, зимние притаились. Кони брели неохотно, вскидывая копытами неулежавшийся со вчерашней метелицы ледяной пух.

Рыбари указали Александру Ярославичу места, где лед крепок, — мелководье Узмени промерзало до дна, — а где рыхл, потому что подмывается теплыми течениями у мыса Сиговицы. Князь неутомимо обрыскивал все озерные протоки, устья речек с высоким сухим камышом, лесистый берег Узмени, где конь его уходил в снег по брюхо, уступы мысов, могущие служить укрытием. Спустить под лед хоть часть конницы в тяжелых железных доспехах было заманчиво. Это подсказал ему опыт отца: восемь лет назад тот тоже топил рыцарей на реке Эмайыге. Но мало заманить рыцарей на лед, заставить сгрудиться. Построение орденских сил клином пробивало самую крепкую оборону. А если клин сомнет сердцевину русских полков «чело», битва будет проиграна. До сих пор Александр Ярославич не отступал от традиционного строя: «чело» было самой боеспособной частью войска, боковые «крылы» лишь поддерживали его. Но сейчас старая тактика решительно не годилась! Острое время требовало безошибочных решений. Едва рыбари подвели князя к Вороньему камню, сказав в простоте, что, мол, батюшка Воронь-камень хоть цельное войско до поры укроет, как мозг пронзило сложившееся решение. Все переиначить! Сильными сделать крылья, увести их в засаду. «Чело» поставить развернутым строем, как ловушку. Необыкновенно важным становился выбор места. Клин должен завязнуть именно на Узмени, чтобы немцы не могли податься никуда, кроме гибельного льда Сеговицы, либо попятно бежать к Соболическому берегу («Окуньков там мелких ловим, соболью прозванных», — пояснили советчики-рыбари).

...Нынче, спустя несколько недель, на неторопливом пути к Ижоре Онфиму вновь и вновь вспоминалось, как на ледовом поле каждый, кто даже издали замечал устремленную вперед фигуру князя, чувствовал на себе словно тугое биение воздуха. Вице-магистр фон Вельвен сознавался потом, что, продвигаясь и сминая поначалу передовые ряды русских, он физически ощущал, как нечто подстерегает его. Что? Где? Он не знал. Но чужая воля сторожила неотступно. Она кралась по следам его мыслей, угадывая их любой поворот. Когда из-за укрытия Вороньего камня вырвалась свежая конница, вице-магистр почти не удивился. «Помилуй нас бог. Я в нем не ошибся», — пробормотал он сквозь зубы. Спустя много лет он утверждал, что рыцари были очарованы: сам-де видел, как из-под разлома льдин высовывались мохнатые лапы и утягивали под воду коней вместе с всадниками...

Онфим усмехнулся про себя. Будет им в памяти то побоище, субботний день пятого апреля! И треск от ломления копий, и звон от сеченья мечного. На кровавом снегу валялись орденские штандарты, а суздальский золотой лев стоял высоко, крепко. Четыреста рыцарей пало, пятьдесят пешими прибрели в обиженный ими Псков.

При общем ликовании Онфим улучил час, отпросился у князя проведать свою суженую. Вез дочери Пелгусия, как посулил, бирюзовый перстень, то и дело щупая за пазухой: не обронил ли? Кругом стояла тишина, безлюдие. Свет полной луны отражался белой мглой. Нева была подобна тусклому олову.