Нацболы и скины - страница 20

Остальные принялись добивать лежачих, правда, не сильно, чтобы не оставлять трупов. Серёжа кинул «коктейль Молотова» прямо в палатку. Тонкий брезент и стол с мерзкими брошюрами — всё запылало в один миг. Здорово горел весенний пионерский костёр, прославляя дело Ильича.

«И Ленин — такой молодой, и юный Октябрь впереди!», — пропели все хором, глядя на мини-пожарище.

Ветер ещё долго носил над площадью обрывки горящей бумаги. Они оседали снежным пеплом на мостовую. Где-то в воздухе каркали вороны.

Глава 6. Митинг

Далее было запланировано ещё одно забавное действо, в котором нацболам обещались помочь их старые знакомые — скины. Два дня назад наши герои совместно провернули операцию на день рожденья фюрера, в ходе которой был разгромлен музей Церетели и сожжена нигерская общага. Короче, было весело.

Василий с Кондратом, активным членом группировки скинхедов «Адольф», были знакомы уже давно. Идеологическая разница не мешала их общению. Скорее наоборот, всегда было интересно, как на одни и те же вещи могут смотреть скинхед и нацбол. По основным вопросам молодые люди обычно приходили к согласию, например, по проблеме заполонения Москвы человекоподобными обезьянами с Кавказа. Вася даже слышал забавную теорию насчёт того, что хач — это просто неудавшийся эксперимент по скрещиванию человека и жида.

Ребята встретились на Тверском бульваре, недалеко от памятника Есенину. Скины поприветствовали нацболов своей любимой зигой. Вторые предпочли ответить простым, но крепким рукопожатием.

— Ну, как дела, мужики? — спросил Батя, оглядывая лимоновцев.

Василий вкратце поведал ему историю сегодняшнего дня, акцентируя большее внимание на кровавых подробностях. Где-то приврал, где-то чуть приукрасил, чтобы было более захватывающе. А вот часть с погромами в церкви пришлось опустить, дабы не злить религиозного Бульдозера. Вася недолюбливал жиробаса, но проявлял к нему некое чувство, похожее на толерантность.

— А я вчера хача побил, — начал хвастаться Серёжа.

— Похвально, — кивнул Батя. — А что не убил-то?

— Нельзя, палево сильное. Дело в школе было. Иду себе по коридору, тут этот черномазый навстречу мне — толкается, скотина, ещё орёт, что мамка моя — шлюха. Я, конечно, свою мамку не люблю, но мимо повода уебать чурку спокойно не пройду. Так я ему с ноги в живот, затем схватил за шиворот и поволок в сортир. Башкой его об унитаз, и — мордой в говно.

Псих довольно заржал: если дело касается говна, то это всегда хорошо.

— Так вот, я его даже жрать говно заставил, — продолжил Серёжа.

— Вкусно, как шаурма, наверное! — подхватил кто-то из скинхедов.

— Ну ему не привыкать, — выдал Василий. — Где разница между еблей овец и пожиранием говна?

— У нас вообще в школе стало как в Чуркистане каком-то: ходят толпы черножопых, на своём языке разговаривают. А ты, белый славянский москвич, уже чувствуешь себя нацианальным меньшинством, — вздохнул Серёжа.

— Не ссы, когда-нибудь всё изменим, — вздохнул Батя.

— Вот только мне кажется, что менять ситуацию надо на высшем уровне через политику. Убивая дворников-таджиков, ничего не добьёшься, — сказал Василий, закуривая сигарету.

— Зато это не даёт им сильно распоясываться. Пусть боятся ходить по нашим улицам. И им пиздюли, и нам весело. Идеально просто, — вставил Гунн.

— Надо менять сознание людей, — Вася выдохнул дым. — Вся проблема русских в том, что они — терпилы. Если бы в других странах ввели обязательные анальные изнасилования по субботам, то разразились бы бунты и гражданские войны, а в России все становились бы в пятницу вечером в очередь, чтобы быстрее освободиться. У нас всё привыкли терпеть: крепостное право, колхозное рабство, разгул преступности. Если мы хотим очистить Россию от чурок, то начать нужно с изменения народного сознания. А какое сознание, если русским запретили быть русскими, заменив всё это позорным званием «россиянин»? Быть русским — это преступление. В этом плане чурбаны сильнее нас, потому что у них есть национальное самосознание, а мы — просто безликая космополитичная масса.

— Вместо того, чтобы брать всё лучшее у стран Запада, наша страна перенимает всё самое худшее у Востока, — сказал Батя.