Начало династии - страница 50

Генрих отстегнул свой меч и снял шпоры. Он положил их к ногам короля, а тот, в свою очередь, набрал пригоршню специально принесенной для этого земли в знак того, что приемлет Генриха Плантагенета как герцога Норманнского. После этого состоялся праздничный пир, во время которого Жефруа сидел по одну руку короля, Генрих — по другую; ко всеобщему удовлетворению главных действующих лиц, это означало, что граф Анжу и король Франции отныне союзники.

А позднее любовники нашли возможность уединиться. У них была ночь любви и долгий разговор о будущем. Отец и аббат Сюжер против их женитьбы, но они найдут способ, как обойти эти препятствия.

— Своего отца я уломаю, — говорил Генрих, — а старый аббат долго не протянет. Он с каждым днем выглядит все хуже и хуже.

— Скорее бы, ведь я поклялась, что стану твоей женой, а Людовик для меня не муж, какого я хотела, и никогда таким не был.

То, что они почти все время проводили вместе, утаить ни от кого не удалось. Придворные за их спинами посмеивались: сначала попробовала отца, теперь — сына. Наша королева время даром не теряет!

Жефруа был не в силах помешать их встречам, да и король был уведомлен, что королева и герцог Норманнский ведут себя при дворе скандально.

Людовик послал за Жефруа.

— Я думаю, вам с сыном лучше покинуть мой двор.

Жефруа думал так же. Он злился на Элинор и Генриха. Но расстроен он был не только этим, ведь он сам хотел возобновить отношения с Элинор. Но когда он с ней встретился, она повела себя так, будто она с ним едва просто знакома; да, сын ей понравился значительно больше отца.

— Пока я жив, жениться им не позволю, — поклялся Жефруа.

Если бы не расставание с Элинор, эта поездка доставила бы Генриху удовольствие. Но его занимали и другие важные дела. Теперь он бесспорный герцог Норманнский, и сознавать это было приятно.

День выдался жарким, поездка их утомила и, когда они подъехали к Шато-де-Луар, Жефруа сказал:

— Здесь хорошее местечко передохнуть. Давай остановимся. Видишь, река. С удовольствием сейчас искупаюсь. Это лучший способ освежиться.

Генрих охотно согласился. Он приказал сопровождающим остановиться, и вся группа устроилась в тени деревьев на берегу. Отец с сыном и кое-кто из спутников разделись и пошли купаться. Они с наслаждением окунулись в прохладную реку. Она их хорошо взбодрила в этот знойный день. Не хотелось выходить из воды, а когда вышли, улеглись рядом на берегу.

— Теперь, став герцогом Норманнским, тебе надо подумать о получении другого наследства, — сказал Жефруа.

— Имеешь в виду… Англию?

— Верно. Народ там тебя примет.

— Да, буду собираться в Англию.

— Дашь Стефану понять, что ты настоящий, законный наследник, а не его недотепа сынок Юстас.

Пока они разговаривали об Англии, небо затянули тучи, едва путники успели одеться, как хлынул дождь. Насквозь промокшие, они побежали к своим коням.

Всю ночь Жефруа метался во сне. У него случилась сильнейшая лихорадка. Генрих поспешил к отцу.

— Что с тобой?

Жефруа смотрел на сына беспомощно.

— Вот и пришла смерть, Генрих. Как он сказал.

— Ты думаешь о том предсказании? Нет, его надо повесить. Пройдет, отец. Тебя просто продуло у реки.

— Я весь дрожу, меня знобит, и чувствую, что больше в живых ты меня не увидишь. Сынок, чтобы мне не отойти без причастия, позвал бы ты лучше священника.

— Прекрати эти глупые речи. Неужели священники тебе не надоели?

— Как же без них попасть на небо, сын мой?

Генрих послал за священником. Жефруа предчувствовал свой скорый конец, торопился поговорить с сыном, предупредить об опасностях, подстерегающих молодого человека на пути выбора жены. Ведь сам он был глубоко несчастен в браке.

— Супружество — это благо, сын мой, но может обернуться проклятием. Тебе следует жениться на доброй, благочестивой женщине, которая принесет тебе много сыновей. Матильда дала мне только троих. Но моя жизнь с ней была сплошным сражением. У нас не было любви. Я на десять лет ее младше. Никогда не женись на женщине старше себя. Она будет командовать тобой.

— Я никакой женщине не позволю собой командовать, отец.

— Ты так думаешь, а получиться может по-другому. Я ненавидел Матильду, а она презирала меня. Я был еще ребенком. Мне пятнадцать лет, а ей двадцать пять, и она уже была женой германского императора. Только вообрази. Моя жизнь… наша жизнь с ней была сущим адом.