Начало осени - страница 15
Они блевали, нюхали и глотали водку и снова блевали. У Кольки сильно болело под ложечкой, разламывало виски. Троих мужиков санитары уже вынесли из комнаты. Наконец позывы к рвоте стали слабнуть, появилось головокружение, онемели ладони и ступни ног, шею словно сдавил тугой воротник. Он плохо помнил, как очутился в палате, на своей койке. Тяжелый сон навалился сразу и утопил…
В дальнем конце коридора находилась отдельная палата для буйных. Там стояли две специальные массивные койки; изголовья их подымались как у раскладушек, а в панцирной сетке, в том месте, где у лежащего задница, сделано широкое окно, под ним — параша.
На спинках коек укреплены брезентовые вязки — широкие крепкие тесьмы. Ими прихватывают лежащего за руки и за ноги так, чтобы он мог поворачиваться с боку на бок, но не вставать.
Случается, привезут в ЛТП иного доходягу, а его беляк и хватит. Такое редко, но бывает, особенно если он напьется перед тем, как сюда попасть. Тут всего жди: он и себя изуродовать может, а то и пришибет кого. Горячка хитра — хлестанет раз и затихнет. Ну, думают, прошло. А дней через пять — снова как хлестанет! Вот и привязывают горячечного к койке, приступ может и на неделю затянуться.
Колька после третьего посещения «парилки», как они называли меж собой комнату с тазами и умывальниками, наотрез отказался от лечения.
— В рот пароход… Не стану я больше всякую пакость глотать, — заявил он врачу.
— Здесь тебе не наркологический диспансер, где вы дурака валяете да от милиции прячетесь. Коли сюда попал — будешь лечиться, хочешь того или нет! Предупреждали вас: кто не пройдет весь курс лечения, тот отсюда не выйдет? То-то… Иди на сеанс и не дури!
Но Колька отказывался упорно, и тогда доктор вызвал санитаров. Они провели Кольку в ту самую палату, прихватили руки и ноги вязками к спинке кровати, а сестра сделала ему укол. Сперва он ничего особенного не ощутил, но примерно через полчаса ему сделалось нехорошо, все тело загорелось огнем, лихорадило, как при сильной простуде. Пришел врач, пощупал пульс и сунул ему таблетку в рот, сказал — жаропонижающее. Но соврал, это опять оказалось какое-то рвотное средство, так как Кольку вскоре снова начало мутить. Вязки позволяли свешивать голову с кровати, и он начал блевать в стоящий у изголовья таз, а сестра пыталась в промежутках влить ему в рот водку. Он отплевывался, но на языке, на губах оставался противный сивушный привкус. Так продолжалось около часа, потом стало полегче, хотя жар и не спадал. Колька забывался в полусне-полуобмороке…
— Ну как? — дошел до него мужской голос. — Будешь еще от процедур отказываться?
Он открыл глаза: перед ним все тот же врач, глядит не строго.
— Не буду, отвяжите…
— Ты пойми, голова, это же не в наказание делается, это лечат тебя, для твоей же пользы. Ты сюда определен лечиться, а не срок отбывать. Дошло?
— Дошло…
— Отвяжите его, — распорядился доктор, — пусть идет в палату.
Санитары, дюжие мужики из вольных, освободили Кольку от привязи, провожая до палаты, советовали:
— Ты, парень, не прыгай… Горячий укол, он кого хочешь охладит.
В палате его встретили со сдержанным любопытством.
— И как? — поинтересовался Губа, тот самый мужик с заячьей губой.
— Не приведи бог, — поделился Колька. — Хуже чем в парилке. Такой укол делают, огнем всего печет…
— Ты лучше скажи, ты отвращение к алкоголю чувствуешь? — с подначкой осведомился Володька. Вот парень, не унывает, все ему по колено.
Колька прислушался сам к себе:
— Нет, вроде не чувствую…
— Если тебе сейчас поднести — как, хлобыстнешь?
— Э… Меня и на воле мутило перед стаканом. И сейчас мутит, но… — Колька почесал стриженый затылок, — наверное, пошла бы!
— Вот тебе и уколы, — смеялись вокруг. — Пошла бы!
— А в меня — нет, не пойдет! — радостно сообщил Губа. Он охотно отзывался на свою кличку, говорил, что его и на свободе так же называли — Губа. — Не пойдет в меня, чувствую…
— Тебе и не предлагают…
Все помолчали, словно проверяя: как она, душа-то, примет или нет?
— Это вас еще только начали отучать от нее. Вот когда зайдет врач в палату и скажет: «Водка!» — а вы все разом сблюнете, вот тогда, значит, да, ясно станет, что вы на прямом пути к трезвой жизни. А пока будете рыгать и рыгать в парилке! — опять скалит зубы Володька.