Начало осени - страница 25
«Пиши, пиши, — думал про себя Юрик, шагая через цех, пропахший печатной краской, керосином, бумажной пылью и машинным маслом. — Писать вы все мастера, а вот кто работать будет? Пять машин в цеху стоят как мертвые…»
Виктор сидел на высоком табурете у стола приемного устройства, следил, чтобы на опускавшихся перед ним оттисках не было помарок и ровно лежала краска; сдвигал листы в стопу, хотя это делается, в общем-то, автоматически, при помощи «щечек» — дюралевых пластинок по бокам стола.
Когда машина отлажена, идет тираж, то возле нее вроде бы и делать нечего, отдыхай себе. Но так только кажется, приходится и смотреть, и главное — слушать. Вот в диссонанс общему тону зазвенел подшипник — раскатной валик отставился. Это полбеды, приставить его — одна минута. А вот астматически прервалось ровное дыхание компрессора, со свистом втянули в себя воздух присосы самонаклада, — значит, лист не подняли, пропустили. Скорее на мостик пульта управления, проследить, когда в непрерывном потоке бумаги, идущем по накладному столу, появится окно, и тут отключить механизм давления. Тогда хоть и цапнут вместо листа воздух лапки захватов печатного цилиндра, на декеле не останется протиска, а значит, не будет и брака.
Но сегодня смена не задалась с самого начала. Дважды они допустили протиск, и один раз лист угодил в красочный аппарат — видно, мятый шел. Останавливали машину, снимали валики, каждый два метра ростом, мыли их уайт-спиритом, снова раскатывали краску на холостом ходу. А обеденный перерыв еще не скоро…
Юрик отпустил помощника, сам присел на его место.
«Нет, это что ж такое? — продолжал он мысленный спор с начальником. — Обложили со всех сторон, податься некуда! Алкаш я, что ли? Все пьют, куда ни глянь. Дело все в том, кто кого нюхает… Пусть увольняют, без работы не останусь».
В правой части оттиска черные строчки шрифта пересекла бледная полоса. Юрик нагнулся, подтянул тридцать второй винт красочного аппарата. Через минуту слой краски по всей форме стал одинаков.
«И Ольга… — вспоминал он. — «С тобой пойти никуда нельзя!» А чего, сама же потащила в гости. Нужны они мне, сидят как по аршину проглотили. И вел я себя там нормально, подумаешь, пару раз выпил, не дожидаясь остальных. Так это ж машинально! Больно долго они собираются, все с тостами да с церемониями. То поднимут рюмки, то обратно поставят. Поднятую рюмку ставить не выпив — примета плохая…
Ух, как она зашипела! «Сволочь такой, проглот. Не терпится?» А сама лыбится — дескать, чего с него взять… Хозяева с гостями к дверям пошли, а я остатки из рюмок в фужер слил и выпил — не хватало чуток до кондиции. Опять она усекла! Всю дорогу грызла меня: «Совсем ты алкашом стал! Когда все это кончится?!»
И утром сегодня… Без нее на душе муторно, на планерку скорее бы, так она принялась нотации читать! Ты влезь утром в мою шкуру, Тогда поймешь, что пить нехорошо. Я тебе сам лекцию на эту тему прочитаю… А пятерку на сахар все же дала, дура! Рупь остался…»
Отслужив в армий положенные Два года, Юрик вернулся в родной город. Жизнь быстро вошла в привычное русло. Познакомился с Ольгой. Она была темноволосая, легкая, в белом прозрачном платьице на тесемках, сшитом, казалось, из тюлевых занавесок. Когда он уходил на службу, такой моды еще не видали, и Юрик смущенно отводил глаза от идущей чуть впереди Ольги, насквозь просвеченной ярким июньским солнцем. Потом привык…
Привык к тому, что из воздушной брюнетки она через некоторое время превратилась в соломенную блондинку с тяжелым бюстом и вальяжной походкой. К тому, что приходилось отчитываться в деньгах, в том, где он был весь прошлый вечер и куда это он сегодня собрался идти на ночь глядя?
Привык к ее словам, жестам, запахам, обедам, родственникам, появившимся неизвестно откуда во множественном числе. К тому, что у них нет детей, хотя со свадьбой поторопились именно в подозрении на Ольгину беременность. Потом все признаки куда-то исчезли, а виноват вышел он, Юрик. Теща бездоказательно утверждала, что отсутствие детей — результат его частых выпивок.
Однако несколько вскользь брошенных слов, полунамеков, многозначительных усмешек дали ему основание предположить, что в ту пору никакой беременности не было, а все эти задержки, недомогания, запреты — главное, запреты! — явились способом подтолкнуть его к решительным действиям. Да ведь он и не упирался! Чего делать-то? Скучно… Все женятся, так положено. Его мать и Ольгины родители скинулись на кооператив.