Начало осени - страница 52

Пахнет бензином, пылью, железом и помойкой. Между гаражами есть укромные закутки, где лежат побелевшие от непогоды и солнца обрезки бревен, старые автомобильные покрышки, дырявые ведра. В это время здесь спокойно, милиция обычно проводит рейды после шести вечера, когда рабочий день кончается.

Приятели свернули за темно-зеленый гараж, к своему всегдашнему месту. Они еще на подходе слышали голоса, а теперь и увидели сидящих там на ящиках из-под вина Крокодила Гену и незнакомого мужика пропойного вида. Мужик что-то говорил сидящему прямо, будто аршин проглотил, Гене, но тот его явно не слушал. Меж ними на захарканной земле стояли пустая бутылка и стакан. При появлении Хари и Кольки мужик замолчал, вопросительно взглянул на них, но, поняв, что это свои, расслабился.

— Все еще живой, Крокодильчик? — Колька дружески похлопал старика по плечу.

Тот лишь высокомерно взглянул на него. Мишка вытащил флакон, сорвал жестянку, поднял с земли стакан и, налив до ободка, протянул его Кольке — давай, мол… Прикончив шафран, они тоже присели отдохнуть: Колька на драную покрышку от «Москвича», а Харя попросил незнакомца потесниться на его ящике. Солнышко пригревало, с трех сторон их укрывали теплые железные стены, оставляя узкий проход. Спешить некуда, в кармане греется пузырек, и есть копейка еще на один, даже больше…

— Так вот, я и говорю, — продолжил незнакомый мужик свой рассказ, прерванный приходом двух друзей, и обращаясь теперь ко всем присутствующим. — Не так сейчас в школе учат, не так! Не тому… Понимаешь, задают им писать сочинение на тему «Почему я горжусь своими родителями?». Вот они и пишут: у меня папа инженер, у меня передовик, у третьего вообще — милиционер! И все гордятся… Мил ты мой, дети, они больше нашего понимают и знают. Телевизор слушают, газеты, радио видят… Короче, знают, как писать, чтобы двойку не схлопотать. А мой возьми и ляпни: у меня папа алкоголик! Я то есть… Они, пишет, с мамой часто ссорятся, а папа недавно в вытрезвитель попал. Гордиться, говорит, то есть это он так пишет, а не говорит, — гордиться тут нечем… Чувствуешь, нечем гордиться… Нечем тут гордиться, но мне его жалко, и я никогда его не застыжусь. Ему, пишет, и так ото всех достается — и дома, и на работе.

— От молодец! — вставил Харя, но рассказчик не обратил на него внимания.

— Я, между прочим, работаю. — Он показал красные бугристые ладони. — Учительница к нам пришла с его тетрадкой. «Чему сына учите?» Моя дура в крик, на парня с ремнем… Я пьяненький тогда был…

— А ты знаешь, что такое кентавр? — неожиданно спросил Крокодил Гена и строго уставился на мужика.

Тот изумленно вытаращил глаза:

— Кто?

— Кентавр. Я же тебе говорю по-русски — кентавр!

— Это… Это лошадь такая…

— Сам ты лошадь! — Гена презрительно посмотрел на него сквозь толстые линзы очков, отвернулся и снова замер.

— Ты не обращай на него внимания, — усмехнулся Колька и покрутил пальцем у виска. — С ним бывает. А пацан у тебя хороший, путевый пацан.

— Ну! Весь в меня. Жалею, говорит… я своего отца… Он, знаешь…

— Погоди, — перебил его Харя. — Слушай, у тебя что есть? — Выразительно потер большой палец правой руки об указательный. — У нас пузырек красного, так, чтоб не дробить, добавляй еще на один.

— У меня есть… — Мужик полез в боковой карман зеленой поролоновой куртки и вытянул сальную трешницу. — У меня есть… вот…

— Мишка, ты забери этот шафран, — Колька протянул товарищу бутылку, — добавь трояк, и как раз на два флакона «Белого крепкого» хватит. У Григория есть, я знаю.

Харя на минуту задумался. Конечно, по два пятьдесят за бутылку — дороговато, но с яблочного и его на изгаду тянет. День еще весь впереди, что-нибудь подвернется…

— Ладно, — согласился он. — Хоть раз в жизни путного вина попить. — Он сунул шафран за пояс и исчез меж гаражей.

…Гришка присел отдохнуть на ящик с водкой. Покупатели в это время редки, теперь жди вечера. Сейчас в самый раз торговать из-под прилавка. Когда в отделе народу много, не больно-то расторгуешься: своему дашь, а сосед в очереди базар подымет — и ему давай! Умные все стали, милицией пугают… Насобачились фельетоны сочинять. Поставить бы такого писаку за прилавок на недельку, да чтоб с материальной ответственностью, вот тогда он по-другому запел бы!