Начало православной публицистики:Библия, апологеты, византийцы - страница 6

Книги Бытия и Исход к тому же дали множество ярких публицистических образов, вышедших из христианской среды и продолживших свою жизнь в нерелигиозном дискурсе. Это слова, ставшие образами-концентратами (по терминологии М.И. Стюфляевой[13]) или даже фразеологизмами: Адам и Ева, Содом и Гоморра, Ноев ковчег, Вавилонское столпотворение, земля обетованная, манна небесная, казни египетские, всемирный потоп, козел отпущения и др. Их эволюция достаточно ярко прослеживается: из текста-первоисточника — через христианскую устную и письменную традицию — в общеязыковой словарный запас. Следует учесть и тот факт, что фразеологизмы — неотъемлемая составляющая экспрессивной компоненты публицистического языка[14]; они уже сами по себе делают текст живым, динамичным, публицистичным.

Большое значение для христианства имеют даже исторические книги (Иисуса Навина, Судей, Руфи, четыре книги Царств, две книги Паралипоменон, 1-я книга Ездры, Неемии, Есфири). В христианской экзегетической (толковательной) традиции беды Израиля получают дидактический смысл и интерпретируются в соответствии с религиозной этикой и мистикой. Например, все наказания, выпадавшие на долю иудеев, возникают в силу того, что они постоянно забывают, предают свой завет с Богом, начинают поклоняться идолам, т. е. совершают тяжелые грехи: «И делал Иуда[15] неугодное пред очами Господа... И устроили они у себя высоты и статуи и капища на всяком высоком холме и под всяким тенистым деревом. И блудники были также в этой земле и делали все мерзости тех народов, которых Господь прогнал от лица сынов Израилевых. На пятом году царствования Ровоамова Сусаким, царь Египетский, вышел против Иерусалима и взял сокровища дома Господня и сокровища дома царского» (3 Цар. 14, 22—26).

А книга Иисуса Навина, строго ориентированная на исторические детали, тем не менее являет пример того, как Бог помогает верящему в Него народу, т. е. также получает дидактическую интерпретацию: завоевание евреями обетованной земли под предводительством Иисуса Навина в христианской традиции понимается как трудный путь в Царство Небесное под руководством Иисуса Христа. Здесь совпадение имени Иисус дает толкователю повод провести параллель между событиями двух разных эпох и аллегорически сопоставить их, рисуя слушателю или читателю очень емкий и убеждающий образ: над собственным духовным совершенствованием нужно потрудиться не меньше, чем при обретении Палестины.

Книга Руфи создает уже практически христианский образ своей героини, которая, будучи вдовой-чужеземкой в Израиле, за свои высокие нравственные качества принимается в достаточно ксенофобское древнееврейское общество и становится прабабкой царя Давида, тем самым получая место в будущей земной родословной Христа: «Мне сказано все, что сделала ты для свекрови своей по смерти мужа твоего, что ты оставила твоего отца и твою мать и твою родину и пришла к народу, которого ты не знала вчера и третьего дня; да воздаст Господь за это дело твое, и да будет тебе полная награда от Господа Бога Израилева, к Которому ты пришла, чтобы успокоиться под Его крылами!» (Руфь 2, И, 12).

Такой же нравственный пафос заложен в книге Товита: нужно исполнять родительскую волю, творить милостыню, хоронить усопших. Не случайно этот отсутствующий в еврейском корпусе текст становится важным для христианства. Ангел Рафаил говорит Товиту: «Доброе дело — благословлять Бога, превозносить имя Его и благоговейно проповедовать о делах Божиих... Делайте добро, и зло не постигнет вас. Доброе дело — молитва с постом и милостынею и справедливостью. Лучше малое со справедливостью, нежели многое с неправдою; лучше творить милостыню, нежели собирать золото, ибо милостыня от смерти избавляет и может очищать всякий грех...» (Тов. 12, 6—13). Таким образом, те нравственные постулаты, которые позже уже отчетливо прозвучат в Новом Завете в Нагорной проповеди Христа и станут идеалом жизни для Его учеников, обозначены уже в ветхозаветной дидактике.

Другую группу текстов составляют так называемые учительские книги (книга Иова, Псалтирь, Притчи Соломона, Екклесиаст, Песнь Песней). Среди них в первую очередь заслуживает внимания книга Иова, имеющая несомненные философские и художественные достоинства. Она также формирует христианское мировоззрение; особенно ярка в ней идея смирения. Сюжет краток: праведник Иов за свои добрые дела имеет успех во всех своих земных предприятиях. Но сатана говорит Богу, что Иов праведен исключительно по причине своего безбедного существования: «Разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? ...Но простри руку Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя? И сказал Господь сатане, вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей» (Иов 1, 9—13). У Иова затем убивают слуг, режут скот, ураган разрушает дом, в котором погибают его дети. Это не могло поколебать праведника. Тогда сатана насылает на него проказу. По древнееврейскому закону Иова изгоняют из города. К нему приходят три его друга, спор с которыми составляет основную часть книги. Они утверждают, что Бог не наказывает никого зря: «Он [Бог] знает людей лживых и видит беззаконие, и оставит ли его без внимания?» (Иов 11, 11); Иов же утверждает, что в этом мире страдают и праведники, и остается уверен в том, что будет оправдан: «Вот Он убивает меня, но я буду надеяться; я желал бы только отстоять пути мои пред лицем Его!» (Иов 13, 15). В финале книги Бог говорит Иову, что страдания посылаются не только за грехи, но и как вразумление, испытание. Иов раскаивается в дерзости и получает исцеление. Уже здесь поднимается важнейшая онтологическая проблема христианства — смысл человеческих страданий и отношение к ним.