Начинаем жить - страница 11

Вера между тем, видя, что хозяин улетел мыслями далеко от обещанного чая, открыла шкафчик, достала чашки.

— А пряники где? — спросила она. — И чайник несите. Он же у вас наверху.

— Несу! Несу! — отрывисто выпалил Александр Павлович и так резко ринулся к двери, что Вера от неожиданности выронила чайную ложечку.

— Не миновать вам еще гостей, — сказала она в спину убегающему Александру Павловичу.

Но он не обратил на ее слова никакого внимания. Волну благодарности сменила в его душе буйная радость. Он и знать не знал, что так обрадуется вернувшемуся колечку. Он простился с ним навек, и простился спокойно. А теперь был так рад, так рад, что усидеть на месте не мог. Прабабкино колечко ведь счастливое! Оно нежданные чудеса творит. Сане уже казалось, что не Сева вовсе, а колечко подарило ему поездку в Париж. И теперь он тоже готов был ждать нежданных чудес и всевозможных подарков.

Как же любил Санек-Игрунок чудеса! Жизнь сразу наполнилась биениями, энергиями, пульсациями, в каждом темном углу замерцал таинственный свет. Он не спешил узнавать, что ему приготовлено, не гадал, не раздумывал. Приготовился ждать, наслаждаясь возникшим напряжением ожидания.

— А пряники? — спросила Вера, принимая чайник.

— А пряников-то и нет, Верочка! Я их тете Лене отдал, — ответил, потирая лоб, Саня.

— Ну, так будем клубнику с молоком есть, — заключила Вера.

И когда они с Верой стали есть душистую клубнику с розовым молоком, он счастливо улыбался, глядя в ее яркой синевы небольшие глаза, любуясь пикантным носиком.

— А вы Вера — красавица! — внезапно воскликнул он. — Мне Сева давно говорил.

— А вы не верили, — улыбнулась она.

— Я совсем не то хотел сказать, — замахал Саня руками, сообразив, какую совершил оплошность. — Я всегда ценил ваши многочисленные таланты…

— Борщи, пироги с картошкой, я знаю, — все с той же улыбкой подхватила Вера.

— А что? Борщи знатные, их даже гусь ел и похваливал, — развеселившись, отозвался Саня. — А почему бы вам, Верочка, и эту зиму в Посаде не пожить? Вряд ли ваши жилищные условия улучшились. Бог с ними, с борщами, никаких борщей от вас не потребуется.

— Понадобится, сама сварю, без всяких требований, а за предложение спасибо, — степенно поблагодарила Вера. — У меня в Москве работа наклевывается, Всеволод Андреевич обещал.

— Он всю прошлую зиму обещал, и где она, эта работа?

— Есть работа, — сказала Вера. — Буду Всеволоду Андреевичу для картины позировать. Он сказал, что при случае в мастерской и переночевать можно.

Вот оно что. Ну, если честно, то Саня не желал Вере таких случаев, но это было не его дело. Вера — человек взрослый, Сева — красавец, им решать.

— Согласились, значит, наконец? Он ведь вас долго уговаривал. Наверное, правильно, сделали, — с кислецой одобрил Саня. — Сева — художник милостью Божией, глядишь, в веках останетесь.

— Вот и я подумала, почему бы в веках не остаться, и согласилась, — с безмятежно-серьезным видом сказала Вера и допила розовое молоко из блюдечка.

«Чего я вмешиваюсь? — подумал Саня. — И Сева не дурак, и Вера не проста! Справятся. А он давно вокруг да около ходит. Как кот возле сметаны. Хотел бы я знать, что получится!» А вслух сказал:

— Надумаете в Посаде пожить, милости прошу. Комната, как вы оставили, так и стоит. Я в нее раз или два заглядывал.

— Спасибо, но я на Москву настроилась. Из Посада далеко ездить.

Саня больше не настаивал. Видно, дело на лад всерьез пошло. Так что, как говорится, была бы честь предложена, а там хозяин — барин.

— Я вам еще от Ляли с Мишей привет привезла.

Саня протянул руку.

— Нет, с ними я по телефону разговаривала. Ляля сказала, что с вашими стариками созванивалась, чувствуют они себя неплохо, а вас просили мобильник надолго не отключать.

Александр Павлович вздохнул — что правда, то правда, водился за ним грешок: как только приезжал в Посад, отключал мобильник. Ему хотелось сосредоточиться, погрузиться поглубже в работу, а дергаться совсем не хотелось. И тем более скакать по чужим указкам и необходимостям. Но родители — это святое. Лялька права, что напоминает.

— Буду включать почаще, — пообещал он и повторил: — Родители — это святое.