Начинается ночь - страница 13
Бетт обжигает взглядом официантку, бросает: “Кофе”, ничуть не смущаясь тем, что ее голос звучит громче, чем требуется, – идеальная блондинка образца шестидесятых, сидящая за соседним столиком, оборачивается.
– Вероятно, ты хочешь обсудить со мной очки Елены Петровой, – говорит Питер.
Она вскидывает вверх изящную руку с тремя кольцами. На одном из колец – шип, делающий его смутно похожим на орудие пытки.
– Дорогой мой, ты чудо! Но, если можно, я не буду тратить время на светскую болтовню. У меня рак груди.
Допуская такую возможность, надеялся ли он тем самым уберечь ее от этого?
– Бетт…
– Нет, нет, все нормально, меня прооперировали.
– Слава богу.
– Я хочу тебе другое сказать: я закрываю галерею. Прямо сейчас.
– О…
По лицу Бетт пробегает тень улыбки – ободряющей, чуть ли не материнской, и он вспоминает, что у нее двое сыновей. Вполне благополучных.
– Они все вырезали. Если будет рецидив, они, возможно, опять все уберут. Я не умираю. И близко нет… Но был моментик… Когда мне сообщили диагноз, я… Ты ведь знаешь, что у моей матери…
– Знаю.
Она бросает на него холодный, отрезвляющий взгляд. Не пытайся быть слишком чутким и понимающим, о’кей?
– Меня это даже не столько ужаснуло, сколько взбесило. Последние сорок лет я занималась исключительно галереей и, честно говоря, уже лет десять как видеть всего этого не могу, а сейчас, когда все летит к чертям, все разорились… В общем, если не помру, мы с Джеком начинаем новую жизнь.
– В смысле?..
– Мы решили уехать в Испанию. Мальчики выросли, и вроде бы у них все неплохо. А мы купим какой-нибудь беленый домик и будем выращивать помидоры.
– Шутишь…
Она смеется. Горловой хрипловатый звук. Бетт – одна из последних американских курильщиц.
– Я все понимаю, – говорит она. – Очень может быть, что мы озвереем от скуки. Что ж, тогда мы продадим этот дурацкий беленый домик и придумаем что-нибудь еще. Просто то, чем я сейчас занимаюсь, мне уже поперек горла. Да и Джеку осточертел его Колумбийский.
– Ну, тогда дай вам Бог!
Официантка приносит Питеру кофе, интересуется, не определились ли они с заказом – они не определились, – говорит, что подойдет попозже. Это ладная, симпатичная девушка с южным акцентом, чья-то любимая дочь. Скорее всего, она недавно приехала в Нью-Йорк, преисполненная решимости петь или сниматься в кино, что-нибудь в этом роде. Она держится сверхприветливо, изо всех сил стараясь походить на настоящую официантку. Вероятно, она думает, что те, кто в нынешних экономических обстоятельствах могут позволить себе ланч в “ЙоЙо”, – знаменитости по определению.
– Я бы снова хотела полюбить искусство, – говорит Бетт.
– Наверное, я тебя понимаю.
– А чего тут не понимать?! Деньги…
– Да-да. И вдруг их не стало – в смысле, денег.
– Ну, все-таки не совсем.
– Ну, да, будем надеяться.
– Похоже, мы выиграли борьбу за выживание, а теперь сами не понимаем, зачем и кому все это надо.
В общем, финита ля комедия? Нет уж, прочь, ангел смерти! Я сдаваться не собираюсь!
– Разумеется, к тебе, Питер, это не относится, – добавляет Бетт.
Интересно, что промелькнуло у него на физиономии?
– Ты думаешь?
– Ладно. Не слушай меня. Это я не пойми чем занимаюсь. А ты действительно один из немногих серьезных людей в нашем деле. Остальные… Сам знаешь… Либо это девятнадцатилетние балбесы, торгующие поделками своих приятелей прямо в своей квартире в Бед-Стай, либо какие-нибудь сволочи из “Мобил Ойл”.
– Мм…
– Черт, неужели ты совсем не чувствуешь усталости?
– Бывает.
– Хотя, конечно, ты еще молодой.
– Сорок – уже не молодость.
Хм, неплохо он округлил. С чего бы это?
– Я еще никому об этом не говорила, – сообщает Бетт. – В смысле, о закрытии. А тебе позвонила, потому что подумала, что, может быть, ты бы взял Гроффа. Может, еще одного-двух. Тебе ведь нравится Грофф?
Руперт Грофф. Питер не сказал бы, что Грофф – стопроцентно его художник, но он молод и востребован. Пару лет назад Бетт ездила выступать в Йелль и там наткнулась на него по счастливой случайности. Когда она объявит о закрытии, именно за Гроффом будут гоняться больше всего.
– Да.
Ему и в самом деле нравится Грофф, во всяком случае, не