Начинается ночь - страница 21
– Мы с ней потом говорили об этом.
– И?
– Она сказала, что это была ее идея.
– И ты ей поверила?
– Я пыталась. Понимаешь, она заканчивала школу, уже сдала все экзамены, уезжала в Барнард. Я немножко смотрела на нее снизу вверх.
– И?
– Честно говоря, у меня так и не получилось ей поверить. Просто она невероятно азартная. Мне кажется, я понимаю, как это произошло. И, по всей видимости, даже такой кретин, как Бо Бакстер, тоже был в состоянии сообразить, что после нескольких стаканов он легко сумеет поймать ее на слабо. А после ей ничего не останется, кроме как считать это своей идеей. Придется убедить себя в том, что она полностью владела ситуацией. Что, в некотором смысле, даже хуже.
– Ты была хорошей девочкой?
– Нет.
– Лучше Джули?
– На самом деле, нет.
– Неужели?
– Я переспала с Бо через два дня. Поправка: я трахнула Бо через два дня.
– Ты шутишь!
– Он подошел ко мне на вечеринке. С извинениями. Он пытался изобразить смущение, но я-то видела, что он прямо лопается от гордости.
– И ты…
– Сказала, чтобы он шел за мной.
– Куда ты его отвела?
– В сад. Это был большой дом с садом, в котором часто устраивали вечеринки.
– И…
– Велела ему меня трахнуть. Прямо там, на мокрой траве.
– Врешь!
– Понимаешь, мне все осточертело. Осточертел мой дурацкий бойфренд, осточертела моя сука-сестра с ее идиотской жаждой первенства. Осточертело быть невинной маленькой девочкой, падающей в обморок при виде групповухи на террасе. А кроме того, я тогда все еще думала, что навсегда рассталась с Джо, и к тому же выдула чуть ли не целую бутылку дешевой водки. Короче, мне просто хотелось оседлать член этого безмозглого урода, унизившего мою сестру. Мне он совсем не нравился, но я никогда и ничего не хотела так сильно, как трахнуть его в тот момент.
– Ого!
– Тебе это нравится, да?
– А что было потом?
– Он испугался. Как я и предполагала. Забормотал что-то невразумительное: “Ребекка, ну, ты, ну…” В общем, я толкнула его в грудь и велела ему лечь на землю.
– И он послушался?
– А ты как думаешь? Он еще никогда не сталкивался с одержимыми женщинами. Что он мог сделать?
– Ладно. Продолжай.
– Я спустила с него брюки и задрала ему рубашку. Мне было необязательно, чтобы он был голый. Я вправила в себя его член и доходчиво объяснила, что именно он должен делать кончиком пальца с моим клитором. Похоже, до этого дня он вообще не знал, что такое клитор.
– По-моему, ты все это выдумала.
– Точно. Выдумала.
– Или нет?
– Может, и нет.
– Так это было или не было?
– Неужели тебе это действительно так важно?
– Конечно.
– Так или иначе, история получилась сексуальная, как тебе кажется?
– Наверное… Да.
– Я же говорю, мужчины – извращенцы.
– Это правда.
– Все! Хватит историй на сегодня. Иди сюда, Чарли.
– Откуда взялся этот Чарли?
– Честное слово, не знаю. Иди сюда.
– Куда?
– Сюда. Вот сюда.
– Сюда?
– Угу.
Через полгода он женился на ней.
И вот двадцать лет спустя он сидит напротив Миззи, за столом своей нью-йоркской квартиры. Миззи только что вышел из душа – на нем длинные шорты с накладными карманами; рубашку он надевать не стал. Он похож – невозможно это отрицать – на бронзовую скульптуру Родена: та же ненатужная грация, та же как бы даром доставшаяся мускулатура, ее расточительная небрежность. Глядя на него, можно подумать, что красота – это естественное состояние человека, а не редчайшая из мутаций. У Миззи темно-розовые соски (в Тейлорах есть примесь средиземноморской крови) размером с квотер; между идеально квадратными грудными мышцами – медальон темных волос.
Неужели он пытается его соблазнить? Или просто не думает о своей телесной привлекательности? У него нет причин подозревать Питера в специфическом интересе, и даже если бы такое было возможно, он едва ли стал бы заигрывать с мужем сестры. Или стал бы? (Помнится, Ребекка говорила, что Миззи способен на все.) В некоторых молодых людях живет это неодолимое желание соблазнить всех и каждого.
– Как тебе Япония? – спрашивает Питер.
– Красивая. Несостоявшаяся.
Миззи сохранил южный выговор, который Ребекка давно потеряла. Сейчас – когда он вышел из ванной – Миззи меньше похож на Ребекку. У него своя собственная версия тейлоровского лица: ястребиная резкость черт, крупный нос, большие внимательные глаза, что-то смутно древнеегипетское, заметное, кстати, и в сестрах, притом что ни у Сайруса, ни у Беверли этого нет, определенный настойчиво повторяющийся мотив, возникший из путаницы их ДНК. Потомки Тейлоров, три девочки и мальчик, тема с вариациями, профили, которые не показались бы неуместными на каких-нибудь керамических черепках тысячелетней давности.