Начну все с начала - страница 55
Когда они увидели балыки осетрины, белуги, мясо и колбасы сырокопченые, банки крабов, охотничьи колбаски, залитые спиртом. В их присутствии спирт был подожжен. Икра черная, икра красная, соленые грузди, огурцы и помидоры (грузди привез от своей жены в подарок Ефим), коробки с конфетами, различные упаковки натуральных соков. Натуральный, по-львовски в пыль перемолотый кофе, приготовленный так, что его нужно только залить крутым кипятком прямо в чашке, то в один голос резюмировали:
— Ну что же, генерал-полковник он и в Африке генерал-полковник.
Начальник санатория охнул:
— А я переживал, что питание у нас Вам может не понравится. Да я такого стола суммарно никогда и не видел.
Николай Фадеевич был польщен и не стал ничего объяснять. После того, как гости ушли, Николай Фадеевич засмеялся:
— Если им рассказать, что это сделал ты, то после моего отъезда ты бы пропал. Они бы своими просьбами и заказами тебя заколебали.
Я полностью с ним согласился, хотя мне страшно хотелось заявить, что это все сделал я. Но в этот миг я смотрел на стол и думал о сегодняшнем дне, а Николай Фадеевич смотрел в будущее. Нужна ли мне такая реклама?
Перед приходом санаторного начальства я позвонил Эмме Григорьевне. Договорился с ней о встрече, у нее в квартире завтра на семь часов вечера. На немой вопрос Николая Фадеевича и его вскинутые брови, я покачал головой и сказал:
— Надо решать два вопроса: как расстаться, оставшись в замечательных отношениях, и как разговаривать с дирекцией химкомбината о совместной работе.
Есть нюанс, дирекция говорила о работах на сумму до одного миллиона рублей, а Эмма — о полутора миллионах, а это абсолютно другие расчёты, другие сметы. Сроки мне поставлены конкретно. Мне не хочется терять такое крупное вознаграждение, которое позволит мне создать определенный стартовый капитал. Но это все потом.
Мы подожгли спирт, чтобы подогреть копченые сосиски, но это для показухи. Порезали лимоны, открыли коньяк. И наш торжественный прощальный ужин начался. Первый тост за здоровье Николая Фадеевича. Второй тост сказал сам Николай Фадеевич. Он выпил за чудесные руки хирургов, которые вытянули его с того света, на что главврач заметил, что этот хирург сегодня дежурит. Тост остановлен, хирурга немедленно вызвали. Мы узнали, есть ли кому его подменить. Начальник санатория и главврач кому-то перезвонили, а затем широким жестом пригласили хирурга Анатолия Алексеевича за стол, сообщив ему, что, идя навстречу пожеланию гостя, это дежурство ему будет засчитано. Но сейчас его место в этой палате. Он должен убедиться лично, что реабилитация идет успешно и в нужном направлении. Хирург осмотрел, оценил стол, а в тосте громко заявил:
— Таких людей я спасал, спасаю и буду спасать.
Все дружно выпили за его профессионализм и золотые руки. Он несколько растерялся и закусил рюмку коньяка не лимоном с сахаром, а соленым груздем. Все последовали его примеру, согласившись, что это тоже замечательно и оригинально.
Мы дружно накинулись уничтожать запасы. Пять взрослых голодных мужиков вымели до двенадцати часов ночи практически все. Для справедливости скажу, что главврач сбегал к себе в кабинет и принес еще одну бутылку коньяка. Сколько бы не заготавливали, но за последней придется сбегать.
Потом, перед последней рюмкой «посошком», слово взял Николай Фадеевич, который всех тепло поблагодарил, пригласил приезжать в Москву, а в конце обратился к начальнику санатория:
— А Вам, мое особое спасибо вот за это чудо. О лучшем партнере мечтать и не надо. Он для меня стал как глоток чистого воздуха и вспомните мое слово, он пойдет далеко, если его не остановят.
Он не стал уточнять, кто меня будет останавливать и куда именно далеко и зачем я должен идти, но спиртное гуляло в голове. Было хорошо. Николай Фадеевич меня расцеловал. После мы выпили по чайной чашке крепчайшего кофе и разошлись по своим кроватям.
Утром, на удивление, голова не болела, чувствовали мы себя отлично. После десяти часов дежурный врач принес нам выписки, а мне дополнительно еще больничный на пять дней.
Перед этим на осмотре сообщил, что рана затянулась. Вообще на мне все заживает как на собаке. Хоть мошонка припухшая, но при нажатии почти не болела. Это означало — жизненно важные органы не задеты. Использовать этот орган разрешили хоть сегодня. Три врача просмотрели рентгеновские снимки. Удивились, как четко при ранении прошел осколок длиной полтора сантиметра, а шириной около одного сантиметра (снимок осколка вместе с линейкой приколот к истории болезни). Хирург хмыкнул, что я очень везучий — один сантиметр в любую сторону и, в лучшем случае, я стал бы обездвиженным инвалидом на всю жизнь. Хирургу за пришитые связки руки, проявленное высочайшее мастерство, надо ставить памятник. Ведь рука восстановила все функции полностью.