Национал-Социализм и Раса - страница 23

Но посмотрим, что творилось с социалистической идеей там, где она пробивалась революционным путем.

В государствах, где социализм как идея победил полностью в силу крушения национального империализма и монархий, не удалось создать демократии, по причине острой необходимости отстаивать новые завоевания и становление нового уклада в упорной беспощадной борьбе с империализмом и его гегемонией. На империю, тотальный социализм смог ответить лишь империей. В разных случаях мировая революция довольно быстро сходила на нет, так как остро стояла задача суверенитета нового строя (Советский союз).

Или же мировая революция была отвергнута вовсе, в связи с необходимостью национального возрождения, которое было невозможным без решения социальных проблем в небуржуазном ключе. Однако и в противовес мировой революции, и в противовес внешнему империалистическому давлению, как национальному, так и интернациональному (что естественно мешало национальному возрождению) пришлось опираться на национальную буржуазию как на врагов Версаля и мировой революции, которые взаимно выступали против национального возрождения. Но национальная буржуазия также не была врагом своему капиталистическому укладу и по-прежнему лелеяла национальную имперскую гегемонию. Случилось это так, потому что буржуазию чрезмерная социалистическая перспектива пугала больше, нежели привычная национальная империалистическая. В конце концов, имперский – буржуазный национализм перевесил социализм, который больше эксплуатировался для усиления нации, но для буржуазных целей. Таков был «третий путь», вариант построения социализма в Германии. Его неудача лишний раз показала, что на компромиссах с буржуазией никакого социализма не построишь. Светлые идеи были втоптаны в грязь старого мира^>[58].

В СССР социализм также стал подчиненным имперской идее гегемонии мировой революции, что и привело его к крушению – социализм строился ради гегемонии социализма, от своих реальных целей: работы на социальную защиту, обеспечения общества он отошел. Но в обоих случаях, в общем и целом он строился в рамках одного государства, в значительной степени опираясь на национальную сущность, на становой хребет основной нации^>[59]. А разрушен был повсюду извне – идеями гегемоний, как идеей единой империи под эгидой одной нации, так и гегемонией интернационального капитала, впрочем, как и гегемонией интернационала рабов этого капитала, которые в борьбе своих элит пытались разрушить устои друг друга.

За социально-политический прорыв и интенсивное антагонистическое противостояние социалистической и буржуазной систем культурно-историческими сообществами была заплачена огромная кровавая цена. В итоге интернационалы капиталистов и коммунистов (блоки) разрушали нацию и социализм ради всеобщего пролетарского стада, другие просто свергали правящий класс, чтобы перехватить пролетаризацию у своих противников, обещая массам «все» и социализм, ради их энтузиазма.

Таким образом, можно сделать вывод, что социализм – не гегемония и неосуществим вне нации. Он является таким же антиуниверсальным феноменом как и нация^>[60]. Социализм – уклад на основе внутренне единой общины, каковой в максимуме может быть только нация. Социализм базируется на нации и потом распространяется на периферию социума и на государственный организм в целом. В рамках универсальных проектов – гегемоний и империй, социализм оказался нежизнеспособен и существовал исключительно за счет эксплуатации национального базиса – культурного и исторического. Исходя из этого, можно смело утверждать, что социализм может быть только национальным.

Однако новое злокачественное перерождение империализма, усвоившее принципы экспансии интернационала – глобализм и нетократия: транснациональные корпорации, международные правительственные организации, международные финансовые организации – не хотят никакого социализма. Коммунисты-интернационалисты не могут, не в состоянии его полностью построить, особенно в мировом масштабе. Получается, социализм невозможен, а нация и теми и другими вообще сегодня отрицается. Интернационализм в политике показал, что он есть разрушительное начало. Его еще в какой-то мере можно признать для культурного диалога в творчестве, в науке, в международной интеграции, но не в политике