Над Истрой-рекой - страница 4

— Господи, Санька, — произнесла она, вытирая руки о линялый штопаный фартук. — Мать, мать! — закричала в глубину двора. — Глянь, кто к нам в гости пожаловал!

По-утиному переваливаясь, подошла она к Александру Антоновичу, обняла его, поцеловала.

— Пошли в дом, — пригласила гостя, — ее разве дозовешься!

А баба Анна уже спешила к ним.

Почти не изменилась она за все эти годы, подумал Александр Антонович. Он заметил, что при ходьбе баба Анна чуть приволакивает левую ногу. А так — все та же: тонкая, сухая, чуть сутуловатая. Не померкла синева глаз, — их издали видно.

— Как же это ты, а? Сколь лет не был…

Вблизи увиделись перемены: морщины обозначились резче, поредели волосы, руки еще больше загрубели, потемнели, совсем скрючились пальцы.

— Надолго ли к нам? Неужто поживешь? — спросила баба Анна.

— Отпуск у меня, — ответил Александр Антонович, и они пошли в дом.

Отпуск! Ждешь его, ждешь, а подойдет пора — дни становятся быстротечными. Водой сквозь песок уходят, не задерживаются. Неделя проскочила незаметно. На речку ни разу не выбрался. С утра какая река, откладывал на вторую половину дня. С обеда — на вечер. А там вроде бы и ни к чему. Наломаешься за день — не до речки. Александр Антонович шифер на крыше перебрал, чтобы не текло. Где толя подложил, где швы да трещины цементом затер. Забор с улицы поправил. Слово легкое, работа тяжелая. Концы бревен смолить пришлось, чтобы не гнили, ямы заново копать. Машину дров привезли, их колоть и колоть надо. Но дрова он «на потом» отложил, на следующую неделю.

Александр Антонович дома вставал рано, а здесь и вовсе поднимался чуть свет. Забот хватало на каждый день. То одно, то другое. Забыл, что наступило воскресенье. Дома он позволял себе в этот день полежать подольше, настраиваясь на размеренно-неторопливый распорядок. Менял ритм, как принято нынче говорить. В Истре он и об этом забыл. Проснулся, брюки на ноги натянул — тогда и вспомнил. Сел в нерешительности: то ли еще полежать, то ли вставать. За дверью времянки послышались знакомые шаги.

— Встаешь? — как и всякий раз, видя его раннее пробуждение, спросила баба Анна, заходя во времянку.

Одета она была в праздничный цветастый платок, в плюшевое полупальто, из-под которого до пят свисала черная юбка.

— На базар мы собрались: Панька луку надергала, редиски. Ты поспал бы еще…

— Выспался я, баба Анна, с вами пойду.

Он понял, что ей хочется взять его с собой, иначе зачем во времянку заглядывать. Быстро собрался, вышел во двор. Утро было росное, прохладное. Солнце еще не поднялось, но оно уже светило поверху, подкрашивая края редких облаков чуть красноватым цветом. Душисто пахло травой, цветами. Деловито порхали взъерошенные воробьи. В саду, на деревьях улицы перекликались невидимые глазу птицы. Возле калитки Александр Антонович увидел корзину с зеленью. Он взвалил ее себе на плечи, и они отправились на рынок.

На рынке оказалось не людно. Несколько подвод, полупустые тесовые ряды. Молоко, редиска, лук, укроп — всего и товара на прилавках. Торговали большей частью незнакомые люди, те, кто приехал в Истру и построился после войны. Были здесь и свои, истринские. Александр Антонович их узнавал. Тетя Паня заняла место в торговом ряду, а он с бабой Анной пошел по рынку.

— Настасью сейчас увидишь, — говорила баба Анна, — здесь она. Николкину мать не забыл? С моим Сашкой учился.

Это Кольку-то Селиверстова он забыл? Скажет баба Анна! Колька — личность! Всегда Чапаем был, когда играли в войну. Вместе с Сашкой ушли они добровольцами на фронт. Оба погибли: Коля Селиверстов в сорок третьем под Курском, Саша — в начале сорок четвертого под Ленинградом.

Ничего он не сказал бабе Анне, кивнул молча.

Подошли к ряду.

— Здоровья тебе, Настась, — поздоровалась баба Анна.

— Дай бог тебе того же, — ответила Анастасия Петровна Селиверстова, полная женщина с отечным лицом. Дышала она тяжело, с хрипом.

— Санька наш, — объяснила баба Анна. — Маруськин сын, не признала?

— Как же, слышали. Мать не болеет?

Обычные вопросы, обычный разговор. О здоровье, о житье-бытье. Лишь в конце разговора Анастасия Петровна спросила: «Не слыхать ли чего?» Александр Антонович понял: о Володе. Крохотный червячок настороженности заполз в душу, сжалось сердце. Если спрашивает, стало быть, знает о том, что ждет баба Анна сына, ищет его, то есть о том, о чем говорила мать.