Над полем боя - страница 8

Я думал тогда, что застрахован от подобных ошибок. Казалось, чего проще вести в полете визуальную ориентировку: следи за временем, сличай карту с местностью, и все тут. Не знал я в ту пору, что фронтовая судьба готовила мне аналогичный сюрприз и что в подобной обстановке я наделаю еще больше ошибок.

Получил серьезный упрек и комендант аэродрома за лужи и выбоины на летном поле.

— Ночь не спать, а к утру чтобы взлетная полоса была как стеклышко! — строго выговаривал Тысячный офицеру из батальона авиационного обслуживания.

Личному составу аэродромной роты всегда выпадает трудная доля. Не так-то просто в период дождей, снегопадов, оттепелей содержать в полной готовности летное поле. То расчищать надо, то укатывать, то гладить его, чтобы каждый день с рассвета обеспечивать боевую работу летчиков.

Сколько раз на наш заботливо подготовленный полевой аэродром производили посадку поврежденные в бою самолеты! Их приходилось сажать иной раз с неисправным шасси, отбитыми рулями и элеронами, с зияющими в крыльях пробоинами, с бесформенными обломками вместо хвостового оперения. Порою слабеющая рука раненого пилота едва удерживала штурмовик на посадке. И только гладкое поле спасало летчика и машину на пробеге… Но оно и строго наказывало, если переставали за ним ухаживать.

В конце разбора командир поставил боевую задачу на следующий день:

— Завтра полк будет наносить штурмовые удары по минометным и артиллерийским батареям противника, его подходящим к фронту резервам и ближайшим железнодорожным узлам.

— На станцию Осуга, — продолжал Тысячный, — пойдет четверка в составе Васильева, Жарова, Анисимова и… Ефимова.

Мою фамилию командир произнес после небольшой паузы, как бы подчеркивая тем самым значимость предстоящего — первого в моей жизни — вылета на боевое задание. Майор пожелал мне крепко бить фашистов и точно выполнять в воздухе строгие правила боевого строя.

Тотчас же после того как была поставлена задача, я подошел к летчикам, с которыми завтра предстояло лететь. Ведущий нашей четверки Анатолий Васильев в ответ на мой вопрос, как будем выполнять задание, по-дружески посоветовал:

— Для начала хорошенько выспись, чтобы идти в бой со свежей головой. А детали уточним завтра перед вылетом.

По-иному отнеслись к предложению совместно продумать план боевого полета летчики Жаров и Анисимов. Оба они смотрели на меня свысока: дескать, а что там думать, бить надо врага. У них было по десять боевых вылетов на Ил-2, и конечно они считали себя обстрелянными фронтовиками. Правда, не их вина, что в штурмовой авиации тогда еще не была выработана единая методика подготовки к боевому вылету. Среди некоторых молодых фронтовых летчиков было распространено мнение, что интуиция сама подскажет, как надо действовать в боевой обстановке. И выразителями этого легкомысленного мнения выступали в полку Жаров и Анисимов.

— Запомните, юноша, — обращаясь ко мне, назидательно произнес Жаров, план боя хорош до боя. Когда же в воздухе начинается карусель с истребителями противника и зенитным обстрелом, тут надо работать головой!

А. И. Жаров

Оба захохотали и ушли, а я, обескураженный, остался на месте. Все-таки трудно было самому разобраться в психологии боевого летчика. Один прилетал с задания радостным, готовым тотчас повторить полет, другой же заруливал на стоянку и долго не покидал кабины самолета, заново переживая и передумывая все перипетии боя.

И в докладах порой сквозили разноречивые нотки: одни недооценивали, другие переоценивали противника, хотя речь шла об одном и том же боевом эпизоде. Уже потом мне стало ясно, что разница во взглядах на бой объяснялась характерами воздушных бойцов, разным восприятием происходящего. А пока мы, новички, жадно прислушивались к рассказам бывалых фронтовиков. Не все, конечно, принимали на веру, как-то старались по-своему переосмыслить факты и события, учились отличать правду от домысла и фантазии, безрассудную удаль от смелого, но точного расчета.

На кого же все-таки ориентироваться? Кого считать героем? — искал я в тот вечер ответа. Того ли, кто из пекла боя прилетал на изрешеченном самолете, как говорят, на одном самолюбии, или того, кто умел думать за себя и за противника, сам с честью выходил из всех передряг и, выполнив задачу, невредимыми приводил домой своих ведомых?