Над просторами северных морей - страница 4

В Казани случилась неприятность: на самолете сержанта Новикова в воздухе отказал мотор. Командир авиаполка майор Богомолов вернул его с маршрута, пересадил на усенковский Пе-3, а командиру звена приказал заняться ремонтом и потом догнать полк самостоятельно. Так Костя остался «загорать».

Как только на западе скрылись последние самолеты, Усенко поспешил к местному начальству. Ремонтные службы ремонтировать «чужой» самолет отказались. Из Москвы на сей счет четких указаний не поступало. Тогда летчик на свой страх и риск обратился к директору местного авиационного завода. Директор понял беду, отдал соответствующее распоряжение, и через час на аварийном самолете дружно работала заводская бригада рабочих.

Через сутки мотор сменили. Усенко облетал его и на следующий день, получив разрешение, вылетел в Москву. Но опоздал: в Москве авиаполка уже не было. Накануне он улетел… на Север. Под Архангельск. С какой целью и почему 13-й направили туда и где под Архангельском искать аэродром, никто не знал, даже всеведущий оперативный дежурный.

Выручил присутствующий при разговоре командир транспортного самолета. С его помощью разыскали на карте нужный аэродром, но точную его характеристику «транспортник» не знал — сам там никогда не садился. Знал только одно — аэродром находится неподалеку от Архангельска. И все.

За тайной перелета авиаполка чувствовалось что-то весьма важное. Усенко отказался от обеда и вылетел. Через три часа он уже подлетал к Архангельску. Связь с аэродромом установили быстро. Но он из-за тумана отказался принимать самолет. В те годы авиаметеорология как наука была еще молода, оснащалась весьма несовершенными инструментами, поэтому в прогнозировании допускала ошибки, просчеты, а нередко и сознательные «перестраховки», что, естественно, вызывало у летчиков, особенно у молодых, недоверие, скептицизм. Поэтому и Усенко, получив от «земли» радиограмму, что район закрыт, не поверил, решил сам удостовериться, «влез» в туман и теперь кружил в нем, осмысливая происходящее.

— По расчету времени, — прерывая мысли пилота, загудели телефоны шлемофона голосом Гилима, — Архангельск под нами. Как видишь, данные подтвердились. Нечего мудрить, Костик, надо возвращаться.

Александр Гилим, как и Усенко, был лейтенантом. В экипаже Пе-3, на котором летели летчики, он был воздушным стрелком-бомбардиром и сидел в общей кабине с пилотом — там для него было оборудовано рабочее место: откидное вращающееся сиденье-тарелочка, доска с приборами, прицел и радиостанция, за головой — крупнокалиберный пулемет, установленный для обороны задней полусферы истребителя.

— А где аэродром, Шурик?

— Справа в пяти минутах лета. Хочешь повернуть? Что за смысл? Только время зря терять! И есть хочется! Потопали на запасной на станцию! Это приказ «земли».

— Конечно, пойдем! Но… давай попробуем, а?

Бомбардир ничего не ответил, но нажал переключатель радиостанции. Тотчас в телефонах зазвучало встревоженное:

— Сокол семь! Сокол семь! Я — Беркут. Как меня слышите? Сообщите, где находитесь. Дайте свое место! Почему не отвечаете? Повторяю: я — Беркут, закрыт туманом. Уходите на запасной. Как поняли? Я — Беркут. Прием.

— Ну-у? — рассердился Гилим. — Что теперь скажешь?

— Скажу! — скрывая досаду, засмеялся Усенко. — Давай твой курс!.. Осторожный ты парень.

— Сто девяносто! Крути направо!

В «Петлякове» летели не двое, а трое: рядом с пилотом в проходе между креслом и бортом на полу кабины полусидел, поджав ноги, воентехник второго ранга (с 1943 года — техник-лейтенант) Александров. В состав летного экипажа он не входил, его обязанность — на земле готовить машину к вылету. Но так уж повелось в авиации, что при перелетах техник подсаживался в самолет, добровольно подвергая свою жизнь смертельному риску, так как летал он без парашюта. Безрассудная смелость? Конечно. Зато после посадки на другом аэродроме он мог сразу приступать к своим обязанностям — осматривать, ремонтировать, заправлять машину бензином, маслом, водой, боеприпасами, и летчики могли летать без задержки. На фронте поддержание высокой боевой готовности — вещь первостепенной важности! Выходит, такой риск на войне вполне оправдан. Впрочем, сам техник не считал, что рискует, знал: летчик никогда не воспользуется парашютом, если рядом сидит пассажир.