Надежда - страница 14
Он протянул к свету сильные, жилистые руки и посмотрел на них внимательно. Неужели он не научится писать хотя бы так, как Томми?
В щели царило молчание. За стеной чуть слышно рокотали моторы. Ближние улицы спали, и только с далекой Маркет-стрит доносился лязг запоздавшего трамвая.
Неожиданно матрос спросил:
— Слушай, Томми.
— Да.
— А сколько всего книг на свете?
Мальчик подумал.
— Много… Пожалуй, тысяч двести. А что?
Майк вздохнул.
— Понимаешь… Ты такой грамотный. И родители тоже. И Фрида.
— Старик-то у меня ничего не читает. А Фрида — та, верно… Много.
Они помолчали. Потом Томми сказал обрадованно:
— А знаешь что? Есть такая книга. Если ее прочесть, так это вроде, как все книги прочел.
— В самом деле? — удивился Майк. — А разве такие бывают.
— Ей-богу. Мне один железнодорожник говорил. Он как раз собирался ее найти и прочесть.
— Вот бы нам достать.
— Достанем, — сказал мальчик. — У нас там большая библиотека, в Тампе. Все книги есть…
Через неделю Томми принес с почты письмо. В письме было сказано, что и родители мальчика и Фрида с нетерпением ждут приезда Томми и мистера Спида.
— «А работа здесь найдется, — читал мальчик, — К лету съедутся туристы. Многие будут ездить на рыбную ловлю. Так что мистер Спид сможет устроиться на яхту. А жить он будет у нас…»
Матрос дослушал письмо, затаив дыхание.
— Значит, поедем, — сказал он, когда чтение было окончено.
— Поедем, — радостно согласился Томми.
— Надо приготовиться. Так же неудобно. — Майк оглядел свой в конец изодранный свитер.
Они сидели за вечерним кофе. В закусочной было много народу — главным образом рабочие химического комбината, по большей части в грязных, промасленных комбинезонах. Но даже и здесь Томми с матросом были одеты беднее всех. Пиджак Томми совсем изодрался, теперь уже нельзя было узнать его первоначальный фасон и цвет. Последние дни он ходил в старых резиновых сапогах, подобранных им на помойке. Один из них был разорван вдоль и грубо зашит самим мальчиком.
— Конечно, — горячо отозвался он. — Мы туда приедем, как настоящие джентльмены.
Всю эту неделю он был задумчив и молчалив. Теперь, после того, как письмо было прочитано, он оживился. Глаза у него заблестели, на щеках выступил румянец. Он напоминал того Томми, веселого и разбитного, каким матрос знал его три месяца назад.
— Ты только не думай, что мы так сразу и сорвемся. Нам как следует подготовиться нужно. Оденемся, маршрут разработаем…
Он был возбужден и весел.
— Сколько у нас денег?
Денег, скопленных за три месяца, оказалось около пятидесяти долларов. Несколько вечеров ушло на подготовку к путешествию. Матросу купили новый комбинезон и тяжелые армейские ботинки, мальчику — у старьевщика — истертые школьные бархатные штаны и куртку под кожу. Все покупки были временно оставлены тут же в лавке.
Они решили ехать в самой середине месяца — в воскресенье утром.
Последние дни на помойке тянулись для матроса бесконечно. Погода стояла теплая, но пасмурная. Тучи низким пологом прикрыли небо. Ядовитые испарения гниющего мусора висели в воздухе густой плотной массой.
Темп работы ускорился. Компания должна была вывезти весь мусор к лету. Прошлый дождливый день сорвал график, теперь его нужно было восстановить. Машины подходили к грудам уже сортированного мусора одна за другой — без перерыва. Старший рабочий следил с хронометром в руке, чтобы грузчики не медлили.
Закончив одну машину, люди бегом бросались к другой. Месяцы, проведенные на трубах без настоящего отдыха, в сырости и иногда холоде, сказались и на Майке. К обеденному перерыву он так уставал, что после свистка, пройдя лишь несколько шагов, валился на ближайшее сухое место. Он чувствовал, что стал менее вынослив и ослабел.
Другим было еще хуже. Однажды, не дотянув десяти минут до перерыва, один из грузчиков, пожилой желчный итальянец, швырнул лопату под ноги старшему рабочему. Он отлежался на груде сырых столярных стружек и сгорбившись побрел в город. По худым желтым щекам его катились крупные слезы.
Майк знал, что у итальянца семья из трех человек. А потерять работу ранней весной было особенно страшно. В некоторых случаях это равносильно голодной смерти.